— Мы живем в правовом государстве, — говорит он. — Есть по-настоящему серьезные преступления, вроде неуплаты налогов, сокрытия доходов и финансовых махинаций. Тут закон справедлив и суров. А есть — убийства и изнасилования... Пфф!.. У меня, может, своя культура! Я, может, прочел «Пятьдесят оттенков» и нахожусь в поисках скромной девственницы?..
— Что ты собираешься делать с девственницей?
Филипп со вкусом потягивается, разминая плечи. Вот уж кто подчиняется законам природы. После секса он всегда податлив и нежен. Словно оргазм изгоняет из него демонов, обнажая истинную суть.
— Мне нравится, — говорит он, когда ты злишься по-настоящему. Когда сопротивляешься, словно чокнутая. Нравится видеть в твоих глазах предчувствие того, что ты сдашься. Нравится, когда твое собственное тело тебя предает... Оно становится таким тугим и в то же время пластичным. Ты еще сопротивляешься, но уже из принципа... В этом весь смысл. Есть что-то первобыстно прекрасное в этом; настигнуть самку и покорив ее, погрузиться в трепещущую плоть, как в теплое масло.
Опомнившись, я сглатываю. Да он — поэт. Кто бы мог подумать.
— Я думаю, тебе просто нравится причинять людям боль.
Бегло просканировав собственную память, Филипп кивает: и это тоже.
— Но с другой стороны, никому не нравится кромсать сухую деревянную плоть. Что бы вы там обо мне не говорили на кухне.
Пока он трепался, я уже проглотила свой сэндвич и начинаю жадно поглядывать на его... Но кое-какие мысли все же прорываются сквозь алчущий зов желудка. Зря я вчера так упорно протестовала; голодовку вздумала объявить. Вот — результат. Готова сожрать что угодно, лишь бы там была ветчина.
— Не знаю, — говорю я, отводя взгляд в сторону, — что тебе нравится. Ральф говорит, что ты вообще не особенно расположен к женщинам. Мне без разницы: я завожусь в тот миг, когда тебя вижу. Но говорят, что женщинам «холодная рубка» нравится еще меньше.
— Тогда зачем они ложатся со мной в постель?
— В надежде. Когда мужчина так выглядит, многие надеются, что в постели он способен на чудеса.
— Ты поразительно однобокая, — говорит он. — Да большинство считает, что погрузиться в чью-то там девственную плоть — наивысшее счастье. Что парни все дураки и добравшись до чьей-то писечки, больше ни о чем другом размышлять не могут, кроме как о женитьбе. Так вот, я тебе скажу кое-что и передай подружкам: мужчины тоже хотят, чтобы их любили, чтобы от них балдели и сходили с ума при одном лишь виде. И когда мужик провожает взглядом твои выдающиеся «таланты», он думает не о том, как бы довести тебя до оргазма, а о том, как бы он хотел их помять, сунуть между ними член, сжать и кончить тебе в подбородок. Никто не хочет никого ублажать. Все хотят, чтобы другие их ублажили.
— Я догадалась. Где-то между тем моментом, когда ты вытащил меня из машины и тем, когда ты наклонил меня над капотом.
— А-а, там стекло зеркалит. Мне нравится, как твои сиськи трясутся, пока я деру тебя...
— Да заткнись ты уже! — не выдерживаю я. — Мне неприятно такое слушать. Меня коробит!..
— Правда — не топ-модель. Никто не хочет видеть ее обнаженной, — Филипп пожимает плечами и смотрит на меня. — Нельзя жить в иллюзиях. Это убьет тебя.
— Я сама себя убью, не волнуйся. Ральф уже позаботился. Не трать времени, отравляя мои последние дни.
— Так не любишь тетушку?
— Дело не в ней. Дело в том, что я... А-а, неважно. Ты здорово выступил. Я тебя недооценила.
— Не драматизируй. Не я привел врачиху к нелестным выводам. Знаешь, очень легко получить диагноз. Я верю, когда Раджа говорит, что ты — просто истеричка и оттого склонна к эффектным жестам. И верю, что деревня убивает тебя. Но почему ты не уходишь? На самом деле. ответ прост: ты прекрасно жила бы в деревне, если бы с тобой был Ральф. Но Ральф не может быть с тобой. И все твои показательные истерики — лишь вопль о помощи. Угадал?
— Допустим. Но дело не только в этом. Ральф тоже не желает меня отпускать. Он мне прямо так и сказал, что предпочел бы видеть меня мертвой, чем видеть меня с другим. И потому он всеми силами толкает меня к обрыву. У меня нет выхода.
— Выход есть всегда.
— Но не такой, который бы и меня устроил. Давай рассуждать логически...
— Ви? — перебивает Филипп, так и не решившись притронуться к белоснежному, как его тачка, хлебу и отдает его мне. — Знаешь, что меня бесит больше, чем бабы за сорок, которые сюсюкают, как маленькие девочки? Девочки, которые пытаются рассуждать логически. Ты имеешь опыт в подобных делах?.. Нет! Ты смыслишь что-то в юриспруденции?.. Нет! Поэтому, сделай мне одолжение: заткнись и расслабься в бедрах. Решением проблем займусь я.
Уважительно замолчав, я в два укуса разделываюсь с сэндвичем.
Глава 2
«ВОЗВРАЩЕНИЕ»
— Обет бедности, а? — спрашивает Филипп выходя из машины и захлопнув дверцу, рассматривает наш дом пронзительным взглядом маклера. — Ну-ну...
— Это дом достался тете еще от родителей, — привычно вру я, но опомнившись, неловко краснею.