Девушка, которая играла с огнем

– Дома никого не было. Нашли невскрытую почту на имя Саландер, но живет там некая Мириам Ву. Ее мы тоже пока не нашли.

– А кто она такая?

– Пока не знаю. Сведения о ней собирает Фасте. Оказалось, что она была вписана в контракт месяц назад, но в квартире, похоже, живет одна. Вероятно, Саландер переехала, не сообщив об изменении адреса.

– Возможно, она все заранее спланировала.

– Что? Тройное убийство? – Бублански печально покачал головой. – С этой заварухой нам еще разбираться и разбираться. Экстрём настоял на пресс-конференции, и теперь средства массовой информации заставят нас поплясать. А как ты, нашла что-нибудь?

– Если не считать Бьюрмана в спальне… нашла коробку из-под револьвера. Она сейчас в лаборатории, в поисках отпечатков пальцев. Тут у Бьюрмана есть папка с копиями ежемесячных отчетов о Саландер, отсылаемых в опекунский совет. Если верить этим отчетам, то Саландер просто ангел небесный.

– И он туда же, – возмутился Бублански.

– Куда именно?

– Еще один почитатель Лисбет Саландер.

Инспектор в двух словах рассказал, что услышал о ней от Драгана Арманского и Микаэля Блумквиста. Соня слушала, не прерывая. Когда он закончил, она провела рукой по волосам, потерла глаза и заметила:

– Ну просто фантастика.

Бублански задумчиво покусывал нижнюю губу. Соня Мудиг взглянула на него и с трудом подавила улыбку. Черты лица у инспектора были грубые, почти устрашающие. Но когда он недоумевал или сомневался в чем-то, его лицо принимало выражение обиженного ребенка. В такие минуты Соня про себя называла его Констеблем Бублой. Вслух она никогда не употребляла это прозвище и не знала, как оно возникло, но оно прекрасно соответствовало инспектору.

– Ладно, – сказала она. – А мы опираемся на что-нибудь солидное?

– Прокурор, кажется, уверен в себе. С сегодняшнего вечера Саландер объявлена в розыск по всей стране, – пояснил Бублански. – Весь прошлый год она провела за границей и, что не исключено, попытается сбежать из страны.

– А основания для ареста серьезные?

Бублански пожал плечами.

– Мы арестовывали людей и при меньших подозрениях, – ответил он.

– Отпечатки ее пальцев найдены на револьвере в Эншеде. Убит ее опекун. Не хочу забегать вперед, но думаю, что орудие убийства то же самое. Об этом мы узнаем завтра – техники нашли прилично сохранившийся фрагмент пули в кровати.

– Отлично.

– В нижнем ящике письменного стола лежит несколько патронов к револьверу. У пули урановый сердечник и никелевая оболочка.

– Так.

– У нас довольно большой набор бумаг, подтверждающих, что Саландер чокнутая. При этом Бьюрман был ее опекуном – и владельцем оружия.

– М-м-м, – промычал Бубла с кислым выражением лица.

– Еще у нас есть связующее звено между Саландер и парой в Эншеде – Микаэль Блумквист.

– М-м-м, – продолжал мычать Бублански.

– Ты вроде сомневаешься?

– У меня как-то не складывается представление о Саландер. По бумагам получается одно, а Арманский и Блумквист говорят другое. Документация свидетельствует о том, что она фактически недоразвитая психопатка, а эти двое описывают ее как компетентного исследователя. Слишком большой разнобой в этих двух версиях. В отношении Бьюрмана мы не располагаем никаким мотивом и не имеем никаких свидетельств ее знакомства с парой в Эншеде.

– А нужны ли мотивы психопатке?

– Я еще не был в спальне. Как там обстоит дело?

– Я нашла Бьюрмана, уткнувшегося головой в кровать, стощего на коленях, словно перед вечерней молитвой. Он был голый. Выстрел сделан в затылок.

– Ровно один выстрел? Точно как в Эншеде.

– Насколько я видела, выстрел был один. Такое впечатление, что Саландер, если это действительно была она, заставила его встать на колени перед кроватью, а потом выстрелила. Пуля вошла сбоку через затылок и вышла через лицо.

– Выстрел в затылок. Выглядит как устранение.

– Точно.

– Я подумал… может быть, кто-то слышал выстрел?

– Окно его спальни выходит во двор, а соседи сверху и снизу уехали на Пасху. Окно было закрыто. К тому же она воспользовалась подушкой, чтобы приглушить звук.

– Очень предусмотрительно.

В этот момент из-за двери выглянул техник-криминалист Гуннар Самуэльссон.

– Мудиг, мы собирались увозить тело и перевернули его. Вам надо кое на что посмотреть.

Они прошли в спальню. Тело Нильса Бьюрмана уже положили на спину, на каталку, чтобы доставить затем к патологоанатому. Причина смерти была очевидной. Весь лоб представлял собой сплошную рану в десять сантиметров шириной, причем кусок лобной кости свободно свисал на лоскуте кожи. Брызги крови над кроватью и на стене говорили сами за себя.

Бублански выпятил губы, как ребенок.

– А на что нам надо смотреть? – спросила Мудиг.

Гуннар Самуэльссон приподнял покрывало и обнажил нижнюю часть живота Бьюрмана. Бублански водрузил на нос очки и вместе с Соней подошел поближе, чтобы прочитать текст, вытатуированный на животе Бьюрмана. Буквы были сделаны кое-как, неровно. Ясно, что их наносил непрофессиональный татуировщик. Но текст прочитывался во всей своей нежелательной очевидностью: Я – САДИСТСКАЯ СВИНЬЯ, ПОДОНОК И НАСИЛЬНИК.

Мудиг и Бублански изумленно воззрились друг на друга.