Мириам Ву еще час отвечала на вопросы Сони Мудиг. Под конец допроса появился Бублански, молча сел и стал слушать, не говоря ни слова. Мириам Ву вежливо кивнула ему, продолжая разговаривать с Соней.
Под конец Мудиг взглянула на Бублански и спросила, есть ли у него вопросы. Тот покачал головой.
– Тогда я объявляю допрос Мириам Ву законченным. Сейчас тринадцать часов девять минут.
Соня выключила микрофон.
– Мне кажется, что у вас с инспектором Фасте возникло какое-то недопонимание. Это верно? – спросил Бублански.
– Он не мог сосредоточиться, – хладнокровно заметила Соня Мудиг.
– Он просто дурак, – сообщила Мириам Ву.
– У инспектора Фасте вообще-то много профессиональных достоинств, но для допроса молодой женщины он не самая лучшая кандидатура из наших работников, – пояснил Бублански, глядя прямо в глаза Мириам Ву. – Не надо было мне поручать ему это дело. Прошу прощения.
Мириам изумленно глядела на него.
– Принимаю ваши извинения. Я и сама была с вами не слишком дружелюбна вначале.
Бублански только отмахнулся.
– Не возражаете, если я вас еще о чем-то спрошу под конец, с выключенным микрофоном?
– Пожалуйста.
– Чем больше я слышу о Лисбет Саландер, тем больше недоумеваю. Портрет, который создается со слов знающих ее людей, никак не согласуется с тем, что вырисовывается из бумаг социального ведомства и судебно-медицинских заключений.
– Да?
– Не могли бы вы ответить мне начистоту?
– Ладно.
– Психиатрическая экспертиза, проведенная, когда Лисбет Саландер исполнилось восемнадцать лет, утверждает, что она умственно отсталая и ее рассудок неполноценен.
– Бред! Лисбет, может быть, поумнее нас с вами.
– Она не закончила школу, и у нее нет табеля с оценками даже по чтению и письму.
– Лисбет Саландер читает и пишет намного лучше, чем я. А еще она любит сидеть и выводить математические формулы. Из алгебры. А я и понятия не имею, с чем ее едят, эту алгебру.
– Математические формулы?
– Это у нее хобби.
Бублански и Мудиг приумолкли.
– Хобби? – еще раз переспросил инспектор.
– Какие-то уравнения. Я даже не знаю, что обозначают те значки.
Бублански вздохнул.
– Работник социальной службы написал заключение после того, как ее задержали в Тантолундине в обществе пожилого мужчины, когда ей было семнадцать. Там дается понять, что она зарабатывала проституцией.
– Лисбет – проститутка? Бред собачий. Не знаю, где она работает сейчас, но нисколько не удивилась, когда узнала, что она работала на «Милтон секьюрити».
– А чем она зарабатывает? На что живет?
– Не знаю.
– Она лесбиянка?
– Нет. Мы занимались сексом, но это не значит, что она лесбиянка. Мне кажется, она и сама не знает, к кому у нее склонность. Я бы предположила, что она бисексуальна.
– А то, что вы пользовались наручниками и всяким таким… не значит ли, что у Лисбет Саландер садистские наклонности? Как на ваш взгляд?
– Мне кажется, в этом деле у вас недопонимание. Наручники используются при ролевой игре и не имеют отношения к садизму, насилию или агрессии. Это просто игра.
– А она когда-нибудь проявляла насилие по отношению к вам?
– Куда там. Это скорее у меня доминирующая роль в наших играх.
И Мириам Ву мило улыбнулась.
Собрание, проведенное в три часа дня, выявило первые серьезные разногласия в расследовании. Бублански подвел краткий итог достигнутого до сих пор, а затем заявил, что чувствует необходимость в расширении рамок следствия.
– С первого же дня мы сконцентрировали все усилия на поисках Лисбет Саландер. Подозрения к ней в высшей степени серьезны по объективным причинам, но наше представление о ней встает в серьезное противоречие с тем, что говорят о ней знающие ее лица. Ни Арманский, ни Блумквист, ни Мириам Ву не признаю́т, что она может быть психически больной убийцей. Поэтому я хочу, чтобы мы несколько расширили границы своих представлений и начали размышлять о двух совершенно разных преступниках или о возможности, что у Саландер был сообщник или что она лишь присутствовала при убийствах.
Предположение Бублански вызвало бурные дебаты, в которых непримиримыми оппонентами инспектора выступили Ханс Фасте и Сонни Боман из «Милтон секьюрити». Оба апеллировали к тому, что самое простое объяснение чаще всего оказывается правильным и что гипотеза об альтернативном подозреваемом попахивает конспирологией.
– Может быть, Саландер и не была одна в этом деле, но у нас нет абсолютно никаких следов соучастника.
– Можно, конечно, пойти по «полицейскому следу» Блумквиста, – кисло предложил Ханс Фасте.
Единственным, кто поддержал Бублански в этих дебатах, была Соня Мудиг. Курт Свенссон и Еркер довольствовались краткими замечаниями, а Никлас Эрикссон из «Милтон» молчал как рыба во время всей дискуссии. Наконец поднял руку прокурор Экстрём.
– Бублански, я правильно вас понял, что вы не собираетесь исключать Саландер из числа подозреваемых?