Да, многие люди встречаются на расстоянии, кто-то даже вступает в брак и по полгода ждет мужа-моряка из дальнего плавания. Но у меня от одной мысли, что Громова не будет рядом целых триста шестьдесят пять дней, тугим узлом скручивает внутренности. Уши закладывает, как на отметке две тысячи метров над уровнем моря, а язык становится ватным и неповоротливым.
– Слав…
Хриплый осипший голос, полный искреннего недоумения, пробивается ко мне сквозь плотную дымку. Ловкие пальцы скользят по тыльной стороне ладони, поднимаются к локтю, осторожно сжимают предплечье и притягивают к спасительной широкой груди. А я утыкаюсь носом в серый свитер Тимура и больше не сдерживаюсь, заливая мягкую ткань слезами.
Моя реакция на озвученное профессором известие настолько острая и болезненная, что мне становится страшно. За каких-то пару месяцев я успела так сильно привязаться к человеку, что его гипотетический отъезд ломает мой мир, лишая его фундамента.
– Давай в деканат сходим.
Крепко зажав мою ладонь в своей ладони, Громов на буксире волочет меня до нужного кабинета, пока я с трудом перебираю ногами и прикладываю максимум усилий, чтобы не споткнуться. Беспрестанно всхлипываю, тихонько шмыгая носом, и очень стараюсь не устроить форменную истерику со всеми вытекающими последствиями.
– Добрый день, а где…
– Здравствуй, Тимур. Ты документы пришел подписать? Подожди десять минут, они еще не готовы, – суетится полная миловидная секретарша в безразмерном платье-мешке, поправляя съехавшие очки, и перекладывает стопки бумаг туда-обратно.
Я же по-прежнему шумно рвано дышу, не в состоянии набрать полные легкие кислорода. Плохо.
– Лада, а если я хочу отказаться?
Озвученный моим парнем вопрос вселяет в мою душу капельку надежды, что все еще можно откатить назад, и одновременно ошарашивает превратившуюся в каменного истукана девушку. Она широко открывает рот и переводит удивленный взгляд с Тимура на меня и обратно.
– Ты что, Громов, сдурел?! Такими возможностями не разбрасываются!
Гневно восклицает сотрудница деканата, как будто мы лишили ее законной премии, и с усиленным рвением продолжает искать нужные бумаги на своем захламленном столе. Мне же кажется, что я угодила в какой-то жуткий нелепый сюр, который почему-то не желает заканчиваться. И пока мы с Тимуром перевариваем происходящее, из своего кабинета выходит Ивар Сергеевич Рожковский собственной сиятельной персоной.
Оценивает устроенный секретарем бардак, надменно складывает руки на груди и кивает нам в качестве приветствия. Его пиджак немного измят, на манжете дорогой рубашки кривой росчерк чернил, а правая брючина задралась и теперь демонстрирует лавандового цвета носок. Правда, это все нисколечко не волнует имеющего победный вид декана.
– Конечно, ты можешь отказаться Громов. Только нам придется принести извинения принимающей стороне, заменить твою кандидатуру, восстановить нанесенный репутации университета ущерб, – несет полную дичь Ивар Сергеевич, а я сильнее стискиваю зубы от понимания, что вопрос уже решен и вряд ли подлежит пересмотру. – А тебе еще год здесь заканчивать, экзамены государственные сдавать, диплом защищать…
Рожковский улыбается, как укравший с хозяйского стола сметану кот, а я сжимаю кулаки в бессильной злобе. С тем же успехом можно бороться с ветряными мельницами или поворачивать русло реки вспять.
– Мы подумаем, Ивар Сергеевич, – давя гнев, отвечает Тимур и выволакивает меня из ставшего тесным и душным кабинета. Я кожей чувствую, что негодование разрывает его изнутри, и в этом он точно не одинок. Я хочу ругаться матом, истошно кричать и бить посуду.
Почему люди распоряжаются твоей жизнью, как своей собственной?
Переплетая пальцы, мы уныло бредем по коридору в обреченной тяжелой тишине. А потом натыкаемся на Кирилла, и я не успеваю моргнуть, как тело Шилова оказывается прижатым к стенке. Громов крепко держит приятеля за грудки и норовит испепелить диким темнеющим взором.
– Это ты все устроил, да?!
Напряжение разливается в воздухе, наполняя его электрическими разрядами, а я вдруг понимаю, что невероятно устала. От всех этих скандалов, выпивающих энергию. От грозовой тучи, набежавшей на наше спокойное с Тимуром существование. От неопределенности, обрушившейся на наше будущее.
– Полегче, Гром, Эй! – прерывисто сипит Кирилл, когда ладони Громова перемещаются ему на шею.
И я невольно любуюсь своим парнем: сейчас он напоминает необузданного хищника – того медведя, что набит у него на груди, способного задрать забредшего в его берлогу охотника.
– Да не имею я никакого отношения к твоему отъезду. Пусти! – в перерыве между резкими короткими вдохами частит Шилов и едва не падает коленями на пол, стоит Тимуру убрать руки за спину.
Я же озираюсь по сторонам, обнаружив, что за каких-то пару минут мы умудрились собрать вокруг себя приличную толпу возбужденно гудящих зевак, снимающих потасовку на камеры своих новеньких гаджетов. Чтобы первыми запилить «горячее» видео в тик-ток и набрать сотни просмотров. А нас еще с прошлого раза не перестали полоскать…
– Тим, пойдем отсюда…