Девушка лучшего друга

В носу нестерпимо печет, на языке полынная горечь, а в груди как будто разорвался снаряд и теперь режет мелкими осколками внутренности. Так что не выпустить толком воздух из легких и не подняться на ноги.

– Я тебя люблю, принцесса?! Я скоро вернусь?! Не грусти?!

Мое тело ломает и колотит, как от жесточайшей лихорадки. В глубине души – выжженная пустыня без намека на хилую растительность или спасительный оазис. И краем сознания я все-таки понимаю, что сама во всем виновата. Нельзя так погружаться в человека, делать его центром своей Вселенной, чтобы потом не сидеть на полу, истекая незримой кровью.

Досадно. Горько. Обидно.

Хоть плачь. Только вот слезы засохли где-то на полпути, и не могут прорвать возведенную плотину. И от этого во сто раз хуже.

– Слава, что случилось?

Озабоченный Шилов с брошенным мной на подоконнике рюкзаком наперевес, как всегда, оказывается в нужном месте в нужное время. И я позволяю себе опереться на его руку, отталкиваюсь от стены и делаю пару шагов на деревянных ногах, слегка пошатываясь. Словно мне вживили металлические протезы, и я только-только начинаю к ним привыкать.

– Жизнь… случилась.

Уродливый едкий смешок слетает с пересохших губ, пугая моего спутника, и, как ни странно, распаляет меня. В мгновение ока я заливаюсь диким неконтролируемым смехом и никак не могу замолчать. Даже, когда декан встречает нас на выходе из университета и с подозрением ведет ледяным взглядом по моей фигуре.

– Станислава?

– Здравствуйте, Ивар Сергеевич. А супруге-то про вечеринку у Бекетова рассказали?

Спрашиваю я раньше, чем успевает сработать внутренний тормоз, и прямолинейно рассматриваю сереющее лицо Рожковского. Сейчас, когда все мое существо корежит и выворачивает наизнанку, мне до безумия хочется сделать больно другим. Вытащить на свет их грязные тайны, продемонстрировать многочисленные скелеты и с удовлетворением маньяка потоптаться по больным мозолям. Чтобы плохо было не только Авериной Станиславе, но и целому гребанному миру.

– Что на тебя нашло?

Испуганно шипит Кирилл и все-таки умудряется оттащить меня подальше от ошарашенного декана, рассеянно потирающего виски.

– Ничего.

Я независимо передергиваю плечами и позволяю усадить себя на переднее сиденье Шиловского Вольво. В блестящем и явно недавно вымытом салоне автомобиля пахнет ванилью и бананом, и эти запахи меня бесят. Бесит идущий снег за окном, разрядившийся в хлам телефон и до сих пор колотящееся сердце тоже бесит. По законам жанра оно уже должно было остановиться и распасться к хренам на мелкие ошметки от тех убийственных эмоций, которые я продолжаю испытывать.

– Слав, что с…

– Просто. Езжай. И следи за дорогой.

Резко обрубив виновато косящего в мою сторону Кирилла, я затыкаю ладонями уши. Отгораживаюсь от звуков и шорохов и надеюсь утонуть в непроницаемой тишине. Только вот от «ты такая красивая, принцесса», засевшего в голове, все равно никуда не деться.

Я пустила Громова так глубоко, что теперь придется выдирать из себя с корнями.

– Спасибо за поддержку, Кир, но сегодня я не настроена принимать гостей.

Я выстраиваю между нами с товарищем барьер, пока мы поднимаемся на мой этаж и направляемся к нужной квартире. Из последних сил держу равнодушно-надменную маску, вцепившись в ручку двери до побелевших костяшек, и настойчиво выпроваживаю Шилова вон.

Мне нужно мое убежище, мой маленький мирок, который хранит еще столько теплых воспоминаний, что я, возможно, смогу хоть немного согреться.

– Это все не по-настоящему. Не по-настоящему. Не по-наст…

Глухо сипло повторяю, как заевшая пластинка, падая на диван прямо в одежде. Мое подсознание успело смириться, что как раньше уже не будет, но я все еще хватаюсь за фрагменты прошлого, пытаясь обелить Тимура. Придумать ему оправдание, найти тысячу причин, почему он не мог поступить иначе.

Глупая наивная девочка, только что разбившая очки стеклами внутрь…

Глава 26

Слава

– Я же говорила.

Сдвинув к переносице тонкие выкрашенные в черный цвет брови, повторяет мама третий раз за последние десять минут, пока я равнодушно рассматриваю ее новую прическу. Химия совершенно ей не идет, волосы, обрамляющие лицо крупными волнами, больше напоминают высушенную солому. Но я не собираюсь лезть к ней с советами и ценными комментариями так же, как и реагировать на набившую оскомину реплику.

Мне все равно.

– На этого ветреного парня ты променяла нас, обидела Кирилла, который готов ради тебя на все, и что теперь?

Во время ее пафосной речи я подкатываю глаза и скептически хмыкаю. Даже сейчас она остается верной себе – строгой, безэмоциональной, рассудительной. Именно с такой холодной отстраненностью она отчитывала меня за стесанные коленки, порванные на улице футболки и случайно опрокинутый сервиз в детстве. Вместо того чтобы просто обнять и крепко прижать к себе.