Новый фильм о войне. Питер подался вперед и, словно ястреб, стал поджидать появление нецензурных слов. Питер прекрасно разбирался в том, что такое рамки приличия, именно это и делало его таким хорошим цензором.
Фильм, слава богу, был хорош, девяносто минут прошло без всяких случайных ругательств. Когда же фильм кончился, Питер включил свет.
— Готово, Джо, — сказал он. — Ставьте пометку «Разрешено цензурой».
— Спасибо, мистер Уинстон, — так и залучился улыбкой маленький живчик, в котором Питер узнал продюсера. — Огромное вам спасибо!
— Не стоит меня благодарить, — скромно ответил Питер. — Благодарите себя за то, что у вас прекрасный вкус... в отличие от некоторых ваших коллег. Следующий фильм, Джо.
В конце дня, когда был покромсан ножницами еще один фильм и закончилась еще одна ссора с продюсером, Питер вышел из просмотровой, сел в свою новенькую машину и поехал домой в Северный Голливуд, с удовлетворением чувствуя, что исполнил свой долг.
Когда он открыл дверь и вошел в квартиру, где его приветствовал пушистый терьер, единственный его компаньон, Питер вдруг осознал, что думает о словах Сент-Клауда. Это было необычно. Большая часть брани, которой осыпали его киношники, обычно влетала ему в одно ухо и тут же вылетала в другое, но вот слова Сент-Клауда что-то задели в глубине его души. Возможно, потому что Сент-Клауд неожиданно ударил в самое больное место.
Питер действительно
Хотя устойчивая мораль делала его превосходным надзирателем за общественным вкусом, лично он, как одинокий молодой человек Питер Уинстон, а не как цензор Питер Уинстон, смаковал сцены, которые должен был ежедневно удалять. И много раз он жаждал увидеть снова тех очаровашек, которых вырезал из фильмов.
По мере того как тянулся вечер, мысли его все чаще возвращались к той сцене, которую он вычеркнул утром. Перед его глазами так и стояла гибкая фигурка, поднимающаяся из ванной, чистая поэзия движений, когда она натягивала платье на голое тело, ее низкий, пульсирующий голос, и прежде всего — крошечная родинка на спине...
В десять минут одиннадцатого он отложил книгу. Проблемы Леопольда Блума больше не интересовали его. Его собственные проблемы были гораздо важнее.
Он должен найти ту девушку.
Он бросился к телефону и торопливо набрал номер.
— Алло? — раздался знакомый голос. — Сент-Клауд слушает.
— Мистер Сент-Клауд? — сказал Питер, пытаясь изменить свой голос. — Я... Я ваш поклонник. Я посмотрел все ваши фильмы, начиная с «Греховных пыток» еще в тридцать восьмом...
— Я весьма рад, — ответил Сент-Клауд. — Что вы хотите?
— Это девушка, сэр, — нерешительно сказал Питер. — Актриса в вашем последнем фильме. Я хотел бы поговорить с ней.
— В каком фильме? Мой последний фильм еще не вышел на экраны.
Внезапно Питер понял, что попал впросак. Никто, кроме Питера Уинстона, еще не видел «Свободную любовь», а Питер Уинстон не смел признаться Сент-Клауду, что было у него на уме. Он откашлялся, пробормотал какие-то извинения и повесил трубку.
Сент-Клауд ни в коем случае не подходил. После тех обвинений, которые бросил ему утром пламенный продюсер, Питер не мог дать ему в руки дополнительное оружие, признавшись, что вырезанная цензурой сцена взволновала его. Вместо этого он позвонил своему другу — ассистенту режиссера одной из крупных студий.
— Фил? Это Питер Уинстон.
— Что новенького, Пит? Какие хорошие фильмы покромсал за последнее время?
— Перестань дурачиться, — сказал ему Питер. — Мне нужна помощь.
— Какая помощь? У меня тут собирается хорошая вечеринка и...
— Нет, — нетерпеливо прервал его Питер. — Я ищу девушку — актрису. Возможно, ты сумеешь помочь мне. Я не знаю ее имя, даже не знаю как она выглядит. Я только знаю, что она высокая, белокурая, с потрясающей фигурой, и у нее на спине есть маленькая сердцевидная родинка.
Несколько секунд на другом конце линии стояла тишина.
— Прости, Пит, но я знаю не меньше сотни девчонок, которые отвечают всем этим требованиям, правда, не считая этой родинки. В чем вообще дело? Ты что, напал на след какого-то производителя порнографии?
— Я позвоню тебе позже, Фил, — сказал Питер и повесил трубку.
Долгое время он смотрел в пол, упершись пятками в толстый, роскошный, зеленый, изготовленный на ткацком станке ковер.