На столике передо мной стоит «Девушка на качелях». Кто ее вылепил? Самюэль Парр, оплакивающий малютку Фиби? Все может быть. Что бы ни случилось, я ее не продам. Блестящая, гладкая и совершенная, она, как желудь, таящий огромный дуб, хранит в себе все то, чем могло бы стать наше с Карин будущее, – славу, богатство, благосостояние; зеленые ветви, распростершие над нами и нашими детьми мириады своих листьев. Но вместо этого она стала талисманом для того, кто пробирается сквозь крапиву под дождем. Желудь никто не посадит, он никогда не прорастет.
И еще одно известно мне наверняка. Мое горе и моя утрата не случайны и не бесплодны. «„О господин мой Артур, что же будет теперь со мною, когда ты покидаешь меня здесь среди моих врагов?“ – „Не убивайся понапрасну, – отвечал король, – и позаботься о себе сам, ибо на меня теперь тебе не в чем полагаться и надеяться. И если ты никогда более обо мне не услышишь, то молись за мою душу!“» Но я не буду молиться за Карин. Ей не нужны мои молитвы. С тем же успехом можно молиться за Кали.
Позаботься о себе сам. И когда поутру на холодном склоне холма прислужник просыпается, в одиночестве, дрожа от страха, потому что узрел то, чего ему лучше бы никогда не видеть, то осознает, что именно предстоит сделать ему самому. Карин, воплощение ее игривого духа, сидит на качелях, изящная, как фарфоровая статуэтка, и загадочно улыбается, зная, что лишь я способен видеть, как она раскачивается между огромных зазубренных листьев, от земли к самому небу, а потом снова к земле. Фарфор и керамика – моя тайна. Мир существует для того, чтобы мы создавали в нем их великолепие и чтобы я, сам я, раскрывал людям красоту, которую они иначе не заметят. Не пора ли мне наконец осознать, что изящество этих форм, добытое и вылепленное из бренной земли, создано для того, чтобы выйти за пределы унылой юдоли, где мы копошимся в ожидании смерти. Простая глина, смешанная с водой, песком, кремнем и костяной золой, вымешанная, слепленная и обласканная терпеливыми руками, обожженная в горне и предназначенная для того, чтобы облегчить наше существование, придать удобство и красоту нашим потребностям насыщаться, утолять жажду, блюсти чистоту и отправлять естественные надобности; или просто созданная для того, чтобы восхищаться ею, как музыкой, ради нашего удовольствия, – так же как наша плоть, она обречена рассыпаться прахом, стать мусором, втоптанным в землю, откуда она и взялась. Что еще так воплощает в себе природу жизни и являет в своей конечности бесконечность? Мне предстоит сделать так много… Мое горе и моя утрата должны обогатить мир.
Примечания
С. 7.
С. 12.