И судя по тому, как щурится Ханни, она замечает это тоже.
— Ломаться собираешься? — кивает она на весьма однозначно топорщащиеся брюки и, хватая Сехуна за щёки, притягивает к своему лицу. — Так и быть, можешь думать, что это я тебя заставила.
Сехун тянется и целует её раньше, чем Ханни успевает придумать и сказать что-то ещё, усомнившись в его мужественности. А затем прикусывает её губу, вызывая полувсхлип, едва только она начинает улыбаться, вполне собой довольная.
У Ханни всё ещё дрожат пальцы, когда она путается в шнурках на его штанах, а затем помогает ему стянуть их с себя вместе с бельём. И всё так же трясутся коленки, когда он касается её куда более откровенно и отмечает для себя, как изменяется частота её дыхания, как закрываются её веки, и как откидывается её голова.
Сехун правда ощущает себя престранно — ведь одна его часть ужасно волнуется, боясь превратить всё для Ханни в сплошное мучение, а вторая просто ужасно её желает. Это натурально сводит его с ума, и он прижимается губами к её губам, ловя ртом все её сумасшедше-громкие выдохи и совсем тихие стоны, которые она пытается сдержать. Сехуну кажется это столь милым, что сдерживаться становится всё сложнее, и он целует её сильнее, за талию притягивая Ханни ближе к себе, стараясь расположиться как можно более удобно. Она, кажется, прекрасно осознаёт, что это значит, потому и неосознанно сжимает сильнее пальцы на его плечах, едва напрягаясь всем телом.
Сехун правда ею гордится.
А потом Ханни вздрагивает, мыча в его рот почти наверняка что-то нелицеприятное. Он себя в тот момент жутко ненавидит, но всё равно подаётся вперёд снова, срывая с её губ новый стон. А затем терпеливо дожидается, с упоением выцеловывая, когда Ханни чуть разжимает хватку на его плечах и выдыхает:
— Могло быть хуже.
Сехун усмехается, привыкая уже поражаться ей раз от раза, и чуть подаётся назад, замечая, как в тот же миг Ханни едва морщится.
— Всё нормально, — доверительно шепчет она, коротко целуя его, — не останавливайся.
Сехун сомневается лишь мгновение. Он снова приникает к её губам, выполняя просьбу, и касается Ханни вновь, решая, что сегодня он не будет единственным, кому будет хорошо.
А потом, пытаясь отдышаться и улыбаясь едва ли не дебильнее Чанёля, прижимая к себе при этом такую же взмылённую Ханни, он слышит неожиданное:
— Презерватив.
Сехун настолько удивлён, что выпадает из реальности на короткое время, а, когда возвращается, видит перед собой едва ли не пылающую гневом девушку, прикрывающуюся одеялом, и сглатывает.
— Как ты мог забыть об этом?
Он и сам бы хотел знать, как умудрился это сделать, и кидает взгляд на рядом стоящую тумбочку, правда не понимая, как смог увлечься столь сильно, что не подумал о действительно важном.
— Я чист, Ханни, — признаётся он, ловя её за руку и ощущая себя ужасно виноватым.
— Думаешь, дело в этом? — суетится она, хватая со второй тумбы телефон и поднимаясь на ноги.
Сехун откровенно не понимает, что происходит. Но понимает, что рядом с Ханни точно скучно не будет.
— Ты куда?
— В аптеку, — бросает она, страшно паникуя, а Сехуна вдруг пробивает на смех.
Ханни останавливается прямо посреди комнаты, обёрнутая в массивное одеяло, и смотрит на него так, будто он забрал у неё все мятные леденцы разом.
— Тебе весело? — хмурится она. — Будет так же весело, если неожиданно появится маленький Сехун?
Он всё так же смеётся, сил не находя перестать, и, ловя Ханни за запястье, притягивает к себе.
— Просто успокойся, — просит Сехун, улыбаясь, — ничего такого страшного не случилось.
— Готова поспорить, что именно это и сказал когда-то мой папа маме. А потом — какой сюрприз в выпускном классе — появилась Ли Ханни, — щурится она, а Сехун застывает.
— Так ты не шутила про родителей? — понимает он.
— А ты думал, что для красного словца сказала? — фыркает она, но всё же успокаивается. — Не пойми неправильно, у них отличные отношения, они любят друг друга и всё такое… Но я не хочу оказаться в подобной ситуации.
Сехун усмехается и, потянув на себя Ханни сильнее, заставляет её упасть обратно на кровать и тут же нависает над ней.
— Ты чего? — хмурится она непонимающе.
— Хотел сказать, что ты мне тоже нравишься.
— Я знаю, — усмехается Ханни и скрещивает на груди руки. — Так что, давай встречаться?
Сехун думает, что её прямолинейность доведёт его до ручки — и это в лучшем случае. В худшем — он затискает Ханни до смерти, потому что теперь даже эту черту считает в ней очень милой. Особенно, когда она так забавно краснеет и закусывает губу, с опозданием понимая, что только что ляпнула.
— Мы ведь и так встречаемся, — усмехается он.
— По-настоящему, — тихо лепечет Ханни, явно пытаясь слиться с простынью, вжимаясь в неё изо всех сил, едва только Сехун начинает к ней приближаться.
— Я и так встречаюсь с тобой по-настоящему, — замечает он и улыбается, видя, как расширяются её глаза. — Прости, что не оповестил об этом раньше.