Девушка на полставки (СИ)

— В десяти минутах ходьбы отсюда есть баскетбольная площадка, — улыбается она, демонстрируя открытую карту на экране смартфона. — Не хочешь сходить?

— Смерти моей хочешь? — усмехается Сехун в ответ, плюхаясь на кровать и откидывая в сторону полотенце. — Думаешь, я ещё не наигрался?

— Со мной ты ни разу ещё не играл, — замечает Ханни.

Сехун замирает в удивлении на несколько мгновений, а затем переводит на девушку вопросительный взгляд.

— Ты играешь?

— И довольно неплохо, — хмыкает она, подсаживаясь ближе. — Я справляюсь не хуже Чанёля.

— Даже моя бабуля справляется лучше Чанёля, — усмехается Сехун и наклоняется, приближаясь к лицу Ханни. — Так хочешь мне проиграть?

Девушка фыркает, толкая его в плечо, и щурит глаза.

— Так уверен в своей победе? Ты выше, сильнее, — загибает она пальцы на правой руке, — опытнее, — а затем поднимает левую руку и, загибая пальцы на ней тоже, продолжает: — Но я шустрее, мобильнее, и ты сильно уступаешь мне в скорости.

— Три — три, — подмечает он, забавляясь. — Не обойтись без дополнительного времени.

Ханни тяжело вздыхает, притворно над чем-то задумывается, а затем кладёт ладони на свои щёки и, явно смущаясь, тянет:

— А ещё я — милашка. У тебя нет и шанса.

Сехун прыскает, мысленно с ней соглашаясь, ведь почти наверняка бы поддавался, большую часть энергии, сил и внимания тратя на наблюдение за Ханни и за тем, как она смотрится с баскетбольным мячом в руках. Он не сомневается, что зрелище это однозначно жутко привлекательное и сексуальное.

Сехун судорожно сглатывает, вглядываясь в красивое лицо прямо перед ним, и, едва касаясь запястья Ханни, подаётся вперёд. Он уже почти касается призывно приоткрытых губ, как в голове раздаётся голос Ким Личёна, и Сехун застывает абсолютно нелепо, ловя на себе удивлённый взгляд девушки.

— Слушай, Ханни, — тянет он, отстраняясь, и в голове пытается найти хоть один верный вариант того, как следует подобный разговор начать. Он для него очень важен, потому что и Ханни важна тоже. — Судя по тем фото, что показывал Чанёль, ты не была совсем уж паинькой в школе.

Девушка коротко смеётся, а потом глядит на него исподлобья, словно бы пытаясь понять, к чему он клонит.

— Довольно непросто оставаться паинькой, водя дружбу с Чанёлем, — усмехается она. — Но с чего ты вдруг заговорил об этом?

Однако Сехуна сейчас волнует другой вопрос и, дёрнув бровью, он спрашивает:

— Пак Чанёль — плохой парень?

Ханни снова смеётся, обнажая ровный ряд верхних зубов, а потом заявляет, приняв максимально серьёзный вид:

— Конечно, в сравнении с тем, каким ты был во времена старшей школы, он — сущий ангел, — у Сехуна сердце, кажется, перестаёт биться на несколько мгновений. — Почему так смотришь на меня? Думал, я не в курсе?

— Откуда?

— Пак Бомсу, — тут же отвечает она, — твой бывший одноклассник и мой нынешний одногруппник. Вывалил на меня кучу информации о тебе, стоило только поползти слухам о наших отношениях.

Сехун усмехается, прикусив губу, однако ничего весёлого во всей этой ситуации не видит.

— А ты знаешь об этом дольше, чем я мог предположить.

— Так и есть, — кивает Ханни и, положив ладонь на его лицо, заставляет снова посмотреть на себя, едва только он отворачивается. — Но я не понимаю, почему ты вдруг заговорил об этом.

— Хочешь сказать, тебя ничего не напрягает?

— А должно? — вызывающе поднимает она брови. — Что именно? Что ты не был примерным учеником? Или что был отбитым на всю голову хулиганом? Что дрался чаще, чем посещал школу? Что имел проблемы с законом? Что обижал одноклассников? Что из всего этого должно меня волновать сейчас, когда ты не только выглядишь — ты и есть другой человек? Я лишь уважаю тебя за то, что ты нашёл в себе силы идти другой дорогой. Тем более, хулигана в тебе сейчас выдают одни только глаза.

Сехун оторопело смотрит на девушку, что сидит прямо перед ним, и чья ладонь, касающаяся его щеки, лишь греет, ни капли не обжигая. Он правда не понимает, что творится в её светлой голове, и почему она смотрит на него так пронзительно — без капли жалости и сожаления, без капли боязни или опасения. Сехуну не стыдно за то, кто он. И за то, кем он был, не стыдно тоже. Но теперь, когда Ханни глядит на него без толики осуждения, без грамма стыда за него, единственное, на что его хватает:

— Глаза?

Ли Ханни смеётся, лбом утыкаясь в его плечо, и Сехун думает, что определённо раздул из мухи слона, невесть что напридумывав в своей голове.

— Они самые, — отвечает она. — Я никак не могла понять, что за метаморфозы происходят периодически с твоим лицом, пока Бомсу не рассказал мне всё. Когда ты злишься, когда чем-то недоволен, когда что-то выводит тебя из себя, ты выглядишь так, будто вот-вот вляпаешься в неприятности.

— Погоди-ка, — понимает вдруг Сехун, — так ты поэтому вечно…

— Именно, — перебивает его Ханни, — я не хочу, чтобы ты наживал себе проблемы. Но судя по тому, что я видела, словами ты их разрешать ещё не научился, поэтому я взяла это на себя. Не хочу, чтобы ты пострадал из-за собственной несдержанности.