Девушка с экрана. История экстремальной любви

Когда я влетаю в здание аэровокзала, Ариночка говорит мне недовольно:

— Я тебя уже жду сорок пять минут, вечно ты опаздываешь.

Рядом с ней — молодой парень с лицом, побитым крупнобляшечной оспой.

— Познакомься, это Николай Ракитин, я думала, ты не приедешь, и он предлагал меня подвезти.

Я смотрю внимательно на его профиль, он не поворачивает лицо ко мне. Про себя отмечаю, что более страшного «бульдога» я в своей жизни не встречал. Хотя я догадывался, что Ариночка, летая, пополняла эскадрилью молодых людей… Но такими…

Я хватаю ее сумку и несусь к выходу: я бросил машину посреди дороги. В дверях оборачиваюсь. Она стоит как ни в чем не бывало и договаривается о чем-то с «бульдогом». Он дает ей свою визитную карточку, и она тихо говорит ему что-то. Я возвращаюсь и прошу:

— Арина, пойдем, пожалуйста.

Она нехотя идет за мной, специально не спеша. Где та девочка, которая была в августе?

Она садится в машину, оглядываясь:

— Я не могла бросить человека, который прождал со мной час — тебя!

— Ты страшней не могла найти?

— О чем ты говоришь?

— Так… Ты забыла меня поцеловать и обнять — на радостях.

— Я очень волновалась.

— По поводу чего?

— Что ты меня бросил. Почему ты опоздал?

Я заехал к Косте-поэту, подарить ему вышедшую книгу. Оттуда три раза звонил в ваш штопаный «Аэрофлот», они три раза уверяли меня в опозданиях самолета. Я не виноват, что у вас такая чудаковатая на букву «м» информация.

— Я тебе не верю!

— Что-о?

— Потому что ты все врешь.

Меня как будто ударили по лицу.

— Я бы попросил тебя прикусить язык, если ты не хочешь сегодня же улететь обратно.

— Подумаешь, испугал. Улечу с удовольствием. Большое дело сделал — пригласил в свой скучный Нью-Йорк.

— Завтра улетишь в веселую Москву.

— Я не могу завтра улететь, — взвизгнула она, — я сказала всем, что лечу к своему любимому Алешеньке. Который даже не потрудился меня встретить в аэропорту.

Меня уже тошнило от этой сцены. Я достал сигареты из перчаточного отделения и закурил.

— Я не знала, что ты куришь.

Я молчал.

— Чья это машина?

— Взял у знакомых.

— Она будет у тебя все время?

— Завтра нужно вернуть.

— Ничего не можешь для меня сделать! Знаешь, как я не люблю ходить пешком.

Еле сдержививаясь, я поставил кассету с Мишиными песнями, лишь бы не слышать ее голоса. Визит начался.

— Ой, это же моя любимая! — воскликнула она.

Я уже жалел, что попался, как дурак, снова. Только сейчас я осознал, что «гряли» три недели «идиллии» с Ариночкой.

Господи, за что я кем-то проклят? Может, я в чем-то виноват? Мы все в чем-то виноваты… Тогда скажи, в чем?..

Едва войдя в дом, она отказалась от ужина и ушла в ванную. Через полчаса она появилась в прозрачной кофточке, как ни в чем не бывало.

— Как тебе моя кофточка?

Я молчал, размышляя.

— Ты все думаешь. Я все время удивляюсь, как ты можешь кончать!

— Как все.

— Мог бы, по крайней мере, извиниться.

— Извини.

— За что?

— За все, что хочешь.

Она опустилась на колени передо мной.

— Где мой фелацио? Я так соскучилась.

Самка вспомнила. Я отшвырнул ее руку.

— Алешенька, я была не права. И ты был не прав. Давай помиримся.

Она прильнула к моей груди, потом поцеловала щеку.

— Ты даже не побрился.

— Я бреюсь через день, ты это прекрасно знаешь.

— У тебя чувствительная кожа. И душа… Ты меня правда завтра отправишь?

— Абсолютно. Я не терплю скандалисток.

— Прости меня. Я была так перевозбуждена.

— Молодой человек не удовлетворил твоего пыла?

— О чем ты говоришь! Он просто вежливый мальчик.

— У тебя с этим делом вроде несложно.

— Я люблю и хочу только тебя!

Непролазный идиот, но я ей верил.

— Поэтому ты прилетаешь каждый раз с какими-то мальчиками?

— Они узнают меня. Я известная киноактриса.

Я смотрю на ее лицо. Где же та «идиллия в августе»? Глупый мечтатель! Ее пальчики расстегивают мои брюки. Я сдаюсь.

Приняв душ после, я выхожу, сажусь на кровать и спрашиваю:

— С кем ты была, Арина?

— С чего ты взял?

— У тебя не сужено там все и не стянуто, как у женщины, которая полтора месяца ни с кем не была.

Что так можно определить, она не знала. Ее поражает это. Но она актриса:

— A-а, выдумываешь ты все! Как всегда.

Она поворачивается ко мне потрясшей меня когда-то спиной и спокойно засыпает.

На следующий день она ведет себя идеально. И жалуется, какие были ужасные десять дней в Минске на съемках. Она жила в гостинице, где не было горячей воды, а была только холодная. Не было душа, а только нечистая ванна. Как ей приходилось мучиться после съемок, чтобы помыться. И как ее обманули, не заплатив денег.

К вечеру мы начинаем заниматься сексом. Вся идея в том, что палочка должна перпендикулярно (или вертикально) войти в дырочку. Я перпендикулярно вхожу в ее дырочку. И с каждым качком начинаю чувствовать сырой, селедочный, разящий запах. У нее был один из самых благоухающих, чистых бутонов. Запах с каждым толчком все сильней и терпче. Я в задумчивости кончаю. И выходя, ввожу ей указательный палец внутрь. Вынимаю, разит невероятно.

— Что ты принюхиваешься?

Я колеблюсь, я не могу в это поверить:

— У тебя, видимо, какой-то сильный воспалительный процесс.

— Ты уверен? Может, потому, что я не сходила в душ перед этим.