Господи Боже! Орлова вдруг осознала, что уже видела не только глаза, но и саму эту девушку совсем в другом месте: в Дувре, на встречном корабле. Фрейлина склонилась над барьером, пытаясь убедиться в своей правоте, и поймала острый взгляд примадонны. Орловой вновь показалось, что она наткнулась на этот взгляд, как на клинок. Точь-в-точь, как тогда в Дувре. Сомнений не осталось, но, самое главное, Агате Андреевне, как и в прошлый раз, показалось, что девушка прочла её мысли.
В гримерную оперной примадонны Орлова попала впервые. Всё здесь казалось необычным – яркий свет, море зеркал и множество цветов. Но вся эта необычная красота осталась для фрейлины второстепенной. Её интересовали люди. Кроме самой Агаты Андреевны и слепого графа в комнате находилась миссис Дженкинс – типичная англичанка средних лет, простая и добрая, которую примадонна звала тётушкой – ну и, конечно же, всё внимание было отдано самой Кассандре Молибрани. Фрейлину не покидало стойкое ощущение, что она смотрит на райскую птицу – так Кассандра была хороша и так загадочна. Обстоятельства жизни этой девушки, на первый взгляд, выглядели вполне объяснимыми: на прямой вопрос о том, что же произошло с ней после пожара, Кассандра честно признала, что не знает, а миссис Дженкинс с готовностью рассказала, как она подобрала свою питомицу у Ковент-Гарден и как потом выхаживала. Не вызывал никаких сомнений и рассказ о том, как Кассандра нашла отца, а тот отправил её учиться в Неаполь.
Всё в этих разговорах было так и… не так! В фактах сквозило что-то тревожное, словно фальшивая нота в безупречно исполненной арии. Фрейлина больше не задавала вопросов, а устроившись в уголке, тихо наблюдала. Все в гримерной вели себя естественно, никто не кривил душой и не притворялся. Когда Михаил восторгался пением примадонны, было ясно, что его слова продиктованы любовью, и не только к музыке. Когда в разговор вступала миссис Дженкинс, вместо неё говорили забота и доброе сердце. Все были цельными и предсказуемыми, и лишь Кассандра казалась неуловимой. Она то с царственным спокойствием, как должное, принимала восхищение, то вдруг замолкала, и Орлова могла поклясться, что в золотистых глазах примадонны мелькала растерянность.
«Как две стороны медали, – осенило вдруг Агату Андреевну. – Или, можно сказать, как сестры-близнецы: похожие, но разные. Что тогда в Гайд-Парке сказали девушки? Рассуждали о своих предчувствиях, и Кассандра объяснила подруге, что предчувствия никогда не обманывают. Лиза тогда казалась более чувствительной и слабой, а Кассандра была уверенной и сильной».
Нынешняя Кассандра выглядела такой же, вернее сказать, почти такой (кроме кратких моментов растерянности или смущения, подмеченных Орловой). Но вдруг всё это только игра? Агата Андреевна глянула на примадонну и вновь, как и в зале, наткнулась на пронзительный взгляд медовых глаз. Фрейлине тут же стало стыдно, как будто хозяйка гримерной поймала её за чем-то неприличным. Но и Кассандра явно побледнела. Отвернулась.
«Как будто мысли читает, – в очередной раз подумала фрейлина… и оторопела. – Так ведь подруги в Гайд-парке как раз об этом и говорили! Кассандра и Лиза, похоже, умели делать что-то подобное. Уж Лиза точно могла, раз предсказала возвращение Наполеона. Неужели это не сказки?..»
– Моя бабушка была самой знаменитой гадалкой Неаполя, её до сих пор там помнят. Бабушка никогда не ошибалась, предсказывая судьбу, – вдруг ни к селу, ни к городу заявила Кассандра.
Миссис Дженкинс, как раз повествовавшая об обучении своей питомицы у самого Россини, удивлённо смолкла. Михаил, как видно, тоже не знал, что и сказать, и лишь Орлова поняла, кому предназначена фраза. Ей ответили на невысказанные вопросы. Ещё четверть часа назад фрейлина могла бы поклясться, что это невозможно, а теперь уже не была так уверена, но Агата Андреевна не могла отступить, слишком уж много набралось вокруг неё загадок, и она рискнула:
– В Лондоне я жила в доме напротив вашего. В день пожара я видела из окна двух барышень, как я теперь понимаю, вас и Лизу Черкасскую. Вам это имя совсем ни о чём не напоминает?
– К сожалению, нет. Все имена, которые я знаю, пришли ко мне после болезни. Для меня всё на свете – чистый лист. До приезда к отцу я не подозревала, что умею петь, и даже не знала, на каких языках говорю, пока не услышала их в порту Малаги. Понимаете, мне прежде нужно попробовать и сделать, чтобы убедиться в своём умении.
Вот как? Орлова, сама удивляясь собственному нахальству, вдруг заявила по-русски:
– Лиза Черкасская обладала даром предвидения. Она читала по лицам людей их судьбу. А вы умеете это делать?
Кассандра изменилась в лице, но, чуть помолчав, ответила тоже по-русски:
– Нет, я этого не умею.
– Но зато вы говорите на нашем языке! – воскликнул Михаил. – Почему же вы раньше не дали мне знать об этом?
– Просто не знала, что говорю и по-русски тоже, – отозвалась примадонна и, перейдя на французский, извинилась: – Прошу меня простить, но мне скоро на сцену.
Она подала Михаилу руку, помогая подняться, и спросила:
– Послать с вами Полли?