Девушка с голубой звездой

– Мама, не смей! – запротестовала я. Она же не имела в виду, что собирается оставить там мою младшую сестру.

– Это единственный вариант, – тихо сказала она со смирением в голосе. Я вглядывалась в ее лицо, задаваясь вопросом, не сказался ли на ней послеродовой стресс, который каким-то образом затуманил ее разум. Но ее глаза смотрели ясно. – Если я отнесу ее туда, то смогу вернуться к тебе. – Она бросила бы мою сестру, чтобы вернуться ко мне.

– Ты не можешь отказаться от ребенка, – возразила я. Эта мысль была такой же пугающей, как и потеря матери.

– Я оставлю ее только на время, – ответила она, и ее глаза потемнели.

И все же что-то подсказывало мне, что если она уйдет, то мы больше никогда не увидимся. – Мы трое должны держаться вместе, – настаивала я. – Только так.

Моя младшая сестра вела себя тихо и спокойно до конца дня, и к моему облегчению, никто больше не заговаривал об уходе. Тем не менее эхом раздавалась в мозгу болезненная и пугающая мысль: мама могла бы оставить ребенка. Нет, она не это имела в виду. Она никогда бы не бросила собственного ребенка. Я больше не поднимала эту тему, надеясь, что и она не заговорит об этом.

В ту ночь я спала беспокойно. Посреди ночи я, вздрогнув, проснулась. Я сразу поняла, что-то изменилось, ощутила тишину рядом с собой. Еще до того, как я протянула руку, я осознала, что мамы нет.

Я встревоженно села, пытаясь безуспешно разглядеть ее в темноте. Не было ни ее, ни ребенка.

– Мама! – позвала я, не заботясь о том, что остальные спят, а я громко кричу. Затем я вскочила на ноги и выбежала из комнаты.

Мамы за дверью не было. Неужели она и в самом деле ушла? Я побежала по туннелю к большой трубе. Там я и нашла ее, стоящую в темноте с малышом на руках, не чувствующей, как холодная вода по щиколотку мочит ее чулки. Сначала я подумала, не бродит ли она во сне, но ее открытые глаза смотрели ясно. Она намеренно покинула комнату.

– Мама, что ты делаешь? – Она не ответила. – Ты пыталась уйти? – Я заметила, что у нее с собой не было сумки.

Она тупо уставилась в пространство перед собой.

– Я искала выход.

Я заявила, что она не знает дороги. Я поняла, она говорила не только об побеге из туннеля, но и обо всей этой безвыходной ситуации, в которой мы оказались. Я задумалась, что бы она сделала и куда пошла, если бы я не обнаружила ее.

Остаток ночи я пролежала, притулившись к маме, чтобы не дать ей уйти, и крепко прижавшись щекой к ее нежному плечу. Я спала чутко, если вообще спала, просыпаясь от малейшего движения. Мне нужно было убедиться, что она не попытается выскользнуть из-под меня.

Но на следующее утро я проснулась поздно, утомленная бессонной ночью. Мамы не было рядом, но я не знала, отодвинулась ли она в сторону или намеренно выскользнула из объятий. Я вздрогнула и села. Но обнаружила ее на другом конце комнаты, она готовила завтрак, как всегда одной рукой придерживая мою сестру. Мое тело обмякло от облегчения. Возможно, она забыла или оставила свою затею.

Потом у подножия кровати я что-то увидела. Это была аккуратно упакованная сумка. Мама собиралась уйти.

Я вскочила как раз в тот момент, когда она прошла по комнате и направились ко мне.

– Что ты делаешь? – потребовала я от нее ответа.

Она передала мне тонкий кусочек картофеля, мой завтрак, второй кусочек спрятала в сумку.

– Забираю ребенка, как мы обсуждали вчера. – Ее голос дрогнул.

– Нет! – Как она могла оставить мою сестру? Впрочем, Баббе Розенберг была права. Это был только вопрос времени – пока немцы не услышали плач и не обнаружили нас. Она не могла здесь оставаться. По крайней мере, больница давала шанс. – Но теперь, без Павла, как ты собираешься доставить туда ребенка?

– Я сама отнесу ее.

– Мама, ты не сможешь. Ты все еще слаба после родов. Дай хотя бы мне взять ее. Я была наверху. Я знаю дорогу.

Она замотала головой.

– Мне нужно отнести ее самой. Я должна увидеть своими глазами, что она в безопасности.

Мои мысли вернули меня на два дня назад, когда, проснувшись среди ночи, я увидела, как мама согнулась пополам над спящим ребенком, словно от боли. – Что случилось? – встревоженно спросила я. – Ты плохо себя чувствуешь? – Я подумала, не возникли ли у нее осложнения после родов и не следует ли мне разбудить Баббе, чтобы помочь матери. – Тебе нужно что-то съесть.

Ей требовалось больше еды, чем у нас было, чтобы поесть самой и накормить ребенка грудным молоком. Она покачала головой и отмахнулась от меня. А потом заплакала, всхлипывая в сгиб руки, чтобы не шуметь. Я никогда не видела, чтобы мама плакала, ни когда мы попали сюда, ни когда мы потеряли моего отца. Увидев ее в самом слабом состоянии, я как никогда испугалась.

Спустя минуту, ее рыдания стихли. Она смахнула слезы и заставила себя улыбнуться.

– На самом деле, ничего особенного. Я просто устала. Все разом навалилось на меня. И иногда после рождения ребенка женщины начинают плакать безо всякой причины. Все хорошо, правда. – Я очень сильно хотела бы ей поверить.