Девушка с хутора

— Я думала, что меня... — И вдруг горячо: — Ну пусть будет шесть!

— Семь!

— Восемь! — стали просить и Галя и Даша.

— Бросьте, девчата! — строго остановил их Выхов. — Нельзя так. Надо пять, и кончено. А вам тоже дело найдется.

— Мы уж это слышали, — вДруг грубо сказала Нюра. — В комсомол позвали, а ничего нельзя делать. Я не хуже хлопца могу. Пускай Степа скажет — могу или нет.

— Я и без Степы знаю, что можешь, — сказал Выхов, положив руки ей на плечи. — Ох, и глаза ж у тебя! Что ты такая сердитая?

— Она у нас всегда такая, — заметила Галя.

— Как сухая солома, — добавил Степа, — раз—и загорится.

— А потом и потухнет?—спросил Выхов.

— Не скоро потухнет, —■ отозвалась Оля. — В Кубань ее надо с головой окунать, не иначе, а то всё будет полыхать.

—■ А что ж, это хорошо, — серьезно ответил Выхов. — Кто быстро потухает, с того толку мало.

Он еще раз пристально заглянул Нюре в глаза и сказал:

— Не горюй. Будет и тебе дело. А теперь, — он повернулся ко всем, — отобранные пять оставайтесь, а остальные — тихонько по домам и говорите прямо: обиженные или необиженные?

— Обиженные! — за всех ответила Нюра.

— А дальше что?

— А дальше — я больше не приду. Не буду комсомолкой.

— Что ты болтаешь! — Степа шагнул к ней, но Выхов его остановил:

— Никогда не поверю, чтобы ты... По-моему, ты не такая, — тихо сказал он Нюре.

Нюра молчала. Она накинула на голову платок, закуталась и, глядя себе под ноги, направилась к дверям. Приоткрыла их, собралась перешагнуть порог и... первый раз в своей жизни поступилась самолюбием: тихо, но твердо спросила:

— Когда опять приходить?

к ней бросились Степа, Оля, Даша, но она рванулась и побежала домой. Степа догнал ее у ворот.

— Нюрочка, что ты? — ласково спросил он.

— Ничего... Дурная я... Теперь тот дядька надо мной смеяться будет. Прощай, Степа.

Она вышла за ворота и, досадуя на себя, пошла домой. Вдруг остановилась и внезапно вспомнила: «Да я ж его знаю! Это он тогда к колодезю приходил вместе с фенькиным батькой! Его голос! Эх, дура я, раньше не вспомнила. Я б его спрсь-сила». Она была уже готова вернуться в сарай, но с досадой подумала: «Осрамилась» и ускорила шаги.

XLIV

В школе опять начались занятия. Все пошло обычным порядком. Леля шепталась с подругами, «баронесса» Симочка ежедневно меняла на косах бантики, Рая попрежнему уплетала на переменах булки. Простодушная Зоя и та заметила:

— Что такое! У людей и хлеба не сыщешь, а батюшка что ■ни день крендельки печет.

— А ты, как вырастешь, выходи за попа замуж, — посоветовал ей кто-то.

— Слышь, Нюрка, — засмеялась Зоя, — попадьей я буду.

— Не будешь, —спокойно ответила та, — ты хоть и чудачка, а не такая, чтобы на чужие труды зариться.

Рая услышала их разговор, обиделась:

— Ничего мы чужого не берем, — доедая булку, сказала она, — а тебя, видно, зависть гложет, что твой отец ничего не заработал... Это красные — так те, действительно, грабят. У всех монастырей землю отняли. Что им монахи плохого сделали? Люди молились, молились, и вот тебе — здрасьте.

— А что ж за них бог не заступился? —■ спросила Нюра.

— Сострила! Нашла над чем смеяться. Я вот Леле скажу,— Рая фыркнула и ушла.

— А Лелечка отцу передаст, — сказала Зоя.

— Ну, и пускай.

Зоя покачала головой:

— Знаешь что, Нюра? Ты лучше их не трогай. Я—другое дело. Мой батька не у красных, мне ничего1 не скажут, может, только Таисия поругает, а ты... Не бережешь ты себя, Нюрочка.

— Зоя! — Нюра шагнула к ней, — я не знала, что ты такая. Ты, правда, такая? Тебя все за дурочку считают... И я, может, считала/ а ты... Видишь, какая я дрянь...

— А я гляжу на тебя и думаю, хоть и заноза ты, хоть и красный у тебя батька, а все-таки ты лучше, чем эти трясогузки. Только не люблю я, что гордячка ты, выше всех себя ставишь.

— Я гордячка потому, что меня все кусают.

— Это теперь. А раньше?

— А раньше я ничего не думала.

Прозвенел звонок, на урок пришел батюшка. Он вызывал учениц, рассеянно слушал их ответы. Было заметно, что мысли его заняты другим. В раздумье ходил он по классу, время от времени останавливался у окна и, заложив руки за спину, подолгу глядел в одну точку. «Что с папой?»—удивилась Рая.

На задней парте раздался смешок. Отец Афанасий и на это не обратил внимания. Рая продолжала с тревогой наблюдать за отцом. Наконец тот медленно повернулся и приказал:

— Встаньте!

Дежурная робко заметила:

— Еще звонка не было, — но не получив ответа, принялась читать молитву.

С последними её словами отец Афанасий поспешно оставил класс. Рая побежала за ним. Все переглянулись. Когда же она вернулась, сейчас же к ней подошла Лелечка и спросила о чем-то, но Рая лишь развела руками и сказала тихо:

— Ничего не знаю.

Она, действительно, не знала: отец Афанасий досадливо отмахнулся от нее и проворчал: «Не лезь».

Только впоследствии выяснилось, чем ок был встревожен. Утром он узнал от своего зятя Костика, что'Ростов взяли красные и что дела у белых на фронте из рук вон плохи. Костик сообщил ему это под величайшим секретом, но секрет вскоре узнала вся станица. Уже на другой день Федя говорил Нюре:

— Ростов взяли! Слыхала?

— Слыхала. Так что?