Девушка с хутора

Нюра уснула. Рано утром она услышала осторожный стук в окно. Прильнула к стеклу и увидела Дашу. Та испуганно смотрела на нее и делала знаки, чтобы она поскорее вышла во двор. Нюра быстро оделась и выбежала.

—■ Такое случилось! Такое случилось!—тревожно шептала Даша.—Где б нам поговорить, чтоб люди не видали? Идем за сарай- Да ты что в одном платье выскочила? Простудишься. Накинь на себя что-нибудь.

— Ничего...

— А я говорю—накинь!—строго приказала Даша.

— Вот командирша,—рассердилась Нюра, но все же послушалась, сбегала в хату, набросила на себя платок.

— Слыхала с вечера ' выстрелы?—поминутно оглядываясь, говорила Даша.—Это за нашими гонялись! Они оружие добывали. Уже два квартала пробежали, а тут хватились казаки и давай в погоню! Наши—через садки, через огороды, чужими дворами! Не знаю, все убежали, или не все, только на зорьке пришел к маме федькин отец Игнат Тарапака и сказал, что Ко-чура у него в хате прячется. Он ночью к нему во двор заскочил, а собаки лай подняли. Игнат выбежал, а это Кочура в конюшне у него притаился. Игнат хотел зарубить его, а Кочура и объяснил—я, мол, прячусь. Так, мол, и так. А тут опять по станице скачут, ищут. Ну, Игнат пожалел и не выдал его. Зарыли они винтовки там же в конюшне, а на зорьке Игнат говорит маме: «За Кочуру не беспокойтесь». И ушел. Мама не знала ничего, не поняла. Тогда я схватила шаль и побежала к Игнату. Там мне Кочура и рассказал все. А Кочура говорит: «Я его нарочно послал к твоей маме, чтоб ты догадалась, а то не знаю—можно выходить на улицу или нельзя, поймали кого

из наших или не поймали». Понятно тебе? Теперь давай все узнаем и скажем Конуре, можно ему выходить или пусть еще сидит у Игната. А Федька все мне: «Видишь, мой батька какой!» А про винтовки он тоже ничего не знает.

— Как же нам быть теперь?—заволновалась Нюра.

— А ты не дрожи. Ты аж побелела!

— А если Ольку схватили? А если Степу? А если Тараса и Сеню? Побежим к бабке Акимовне!

— Нельзя, Нюрка. Не так надо. Иди в школу. Атаман, наверное, уже всё знает, и Костик знает. Лелька и Райка придут и начнут хвалиться, а ты слушай, а сама в книжку гляди. А может, еще кто из девочек знает, а я на базар пойду, там хоть и набрешут, а все-таки что-нибудь и узнаю. И тетка твоя с базара вернется—ты слушай, что она расскажет.

Нюра задумалась.

— Я боюсь, Федька чего-нибудь наболтает. Он такой, как телок. Сейчас же Скубецкому все доложит.

— Нет. Отец ему сказал, чтоб язык крепко держал...

Едва Нюра вернулась в хату, как пришла с базара тетка.

— Кого-то ловили ночью,—еще не успев скинуть с себя кожух, сказала она.—В гарнизоне оружие пропало. Часового связали, в рот тряпку запихали и унесли не знаю сколько—не то десять, не то двести винтовок. Разное говорят люди. Костик бесится. Юрченко чуть часового не застрелил. Посадили того часового, судить будут. Пропал человек!

— А кто же это оружие унес?—спросила Нюра и зевнула, чтобы показаться равнодушной.

— Не выспалась?—сердито пробурчала тетка.—Легла с петухами, и все тебе мало.

— Да ночью не спалось...

— Больше б работала, так и спалось бы. Принеси соломы. Чего до сих пор печь не затопила? Человека сгубили и попрятались, как мыши...

Нюра насторожилась.

— Разве никого не поймали?

—■ Поймаешь их, дьяволов...

И сразу отлегло от сердца. Не утерпела и, как маленькая, вприпрыжку, помчалась за соломой. «Эх, Дашки не видно! Обрадовала бы ее!» Вернулась, затопила печь, умылась, наскоро поела и побежала в школу. Даша была права: там Нюра сразу же узнала новости. Однако, и Леля, и Рая помалкивали. Нюра поняла, что это им дома наказали молчать.

В общем в школе Нюра не узнала больше того, что успела узнать от тетки. Из рассказов же девочек поняла, что, видимо, никто из ее друзей не схвачен. Одного она только не знала: что часовым стоял в ту ночь молодой казак Кузьма.

XLVI

Кузьма долго добивался доверия сотника Юрченко и делал это неспроста. Еще недавно он говорил ему с глазу на глаз:

— Ваше благородие, дозвольте мне быть вашим ординарцем... Вы же видите, як я стараюсь.

Юрченко ему тогда ответил:

— Видеть-то вижу, да ты мало злой. Мне не такого человека надо.

На другой же день Кузьма вымазал шашку куриной кровью и нарочно на глазах у Юрченко тщательно оттирал ее.

— Что это?—спросил Юрченко.

Кузьма притворился смущенным.

— Так... Ничего... ржа...

— Разве и ты вчера на глинищах был?—удивился Юрченко.

Вчера он приказал взводу зарубить за станицей схваченных у лимана двух казаков-большевиков. Кузьма промолчал, а потом сказал, не подымая глаз:

— А вы говорите, что я не злой.

Юрченко покосился на него, на шашку, ничего не ответил, но отошел—видимо, довольный.

Час спустя вахмистр сказал Кузьме:

— Их благородие тебя хвалит.

— За что?—насторожился тот.

— А бис его знае за що. Слышал я, как вин господину полковнику говорил: «Надежный казак». Тилько, по-моему, зря он тебя хвалит. Не туда твои очи глядят.

-— А ты знаешь, куда они глядят?

— Не знал бы—не говорил...