— Мне понравилась идея той, что постарше, с волосами на подбородке: «Нужно крепко засесть у него в мозгах — словно маковое зернышко в зубах, — и тогда он пойдет на все, лишь бы тебя достать». — Нэйтан безупречно пародирует ирландский акцент. Затем добавляет своим обычным голосом: — А ты что думаешь, Дера?
На этот раз овчарка молчит.
— Тебе пришлась по душе девушка с птичьей клеткой? — Тут Нэйтан принимается шепелявить, словно ему недостает зуба: — «Лошади воняют. Уж лучше я буду собирать тлю со своих азалий». — Нэйтан ухмыляется. — Мне нравится, как слово
Я еле сдерживаю смех.
— Нет, я остановлюсь на маковом зернышке. Тетушка Эдна вполне могла бы выдать такую фразу.
Значит, Нэйтан подслушивал, чтобы написать колонку советов? Но представлять себя как маковое зернышко? Чушь. В объявлении четко сказано, что дамы могут приглашать кавалеров. Зачем все усложнять? Так всегда с этими ухаживаниями. Никто никогда не идет напролом и не говорит откровенно о том, что думает, и всем приходится исполнять хитроумный танец, чтобы просто пройтись по комнате.
Но Беллам нужно что-то, что будет отличать их от тетушки Эдны, если «Фокусу» необходимо набрать две тысячи подписчиков к апрелю. Зачем выпускать на скачки вторую лошадь, если можно выпустить дракона, который не только летает, но и ест лошадей на завтрак. Атланта считается столицей Нового Юга, городом, который первым вступит в двадцатый век. Местные женщины, по крайней мере белые, уже выходят на демонстрации за принятие поправки, которая дала бы им право голосовать, ведь с внесением Пятнадцатой поправки это право получили небелые мужчины. Они, без сомнения, готовы к колонке, в которой будут затрагиваться более серьезные злободневные темы. Кто-то должен известить всех, что грядут перемены. Кто-то, кто знает и высшие, и низшие слои общества, кто видел его изнутри и снаружи.
Кто-то вроде… меня. Если я такая
Старине Джину это не понравится. Он заставлял дядюшек следовать целому своду правил, чтобы остаться незамеченными: говорить тихо, выходить на улицу по одному, ничего не выбрасывать в мусоросжигательную печь Беллов. Но я сделаю это и для Старины Джина тоже. Он не должен узнать. Сейчас ему едва хватает времени на чтение новостей.
Сердце бешено стучит в моей груди. Я стану тетушкой Эдной для семейства Белл.
Шесть
Я иду на половину Старины Джина, где в ящиках хранятся обрывки старой ткани и письменные принадлежности. С ящиком для бумаги приходится повозиться, но наконец он мне поддается. Быстро достав один лист, я крадусь обратно в свой угол.
Сильнее всего потолок трясется вечером в среду и в субботу, потому что в четверг и воскресенье выходят свежие выпуски «Фокуса», но сегодня наверху тишина. Вместо керосиновой лампы я зажигаю восковую свечу, которую вставила в треснутую чашку. На бетонных стенах появляются очертания моей тени. Я наблюдая за тем, как моя темная сестра-близнец вертит ручку пальцами. На чье имя писать письмо?
Сперва я думаю про миссис Белл, но отказываюсь от этой идеи. Она получит мое таинственное письмо слишком скоро после нашей встречи в шляпной мастерской, а это может вызвать ненужные подозрения. Тогда остается Нэйтан: хоть мы с ним и столкнулись нос к носу, он не услышал от меня ни слова по-английски. Да, я напишу ему. Мистер Белл не единожды озвучивал сомнения, что из Нэйтана выйдет хороший издатель. Может быть, я помогу Нэйтану убедить отца в том, что он умеет мыслить прогрессивно — ведь именно такими идеями славится «Фокус».
Однажды Нэйтан станет отличным издателем, возможно, не таким харизматичным, как отец, но таким же твердым в своих убеждениях. Хоть Нэйтан и ворчун, он, в отличие от отца, идет по жизни легко, словно знает, что существует далеко не один способ оставить после себя след.