Девушка с нижнего этажа

Я пытаюсь уклониться в одну сторону, затем в другую, но ботинок на подвернутой ноге цепляется за шпалу. Я лечу прямо на пути. Поспешно поднимаюсь, опасаясь встречи с зубами, которые могут прокусить мое тело, словно куриную ножку. Слышится звук рвущейся ткани. Мои чулки почему-то стали мокрыми. Боже, неужели у меня кровь?

Нет. Меня… лижут.

— Хватит! Пожалуйста, — молю я овчарку.

— Дера! Отстань сейчас же! — произносит Нэйтан голосом, от которого может пригнуться трава.

Лизание прекращается. Я, словно в тумане, понимаю, что Нэйтан оттаскивает собаку от меня. Вокруг нас стучат копыта и скрипят колеса.

— Что на тебя нашло? Простите, мисс. — Нэйтан поднимает глаза на меня, и сквозь знакомый смущенный взгляд, с которым на меня обычно смотрят, проступает любопытство.

Стянув перчатку, я принимаюсь ощупывать ногу, которая, хвала небесам, еще не отвалилась. А вот мои светло-желтые чулки разодраны. Почувствовав на оголенной ноге взгляд Нэйтана, я одергиваю платье, а сын издателя отводит глаза. Дера же скачет вокруг нас, как будто пытается взлететь; ее язык развевается, словно розовый флажок.

Прежде чем я успеваю вежливо попрощаться и сбежать, Нэйтан выпаливает:

— Прошу прощения, мисс. Обычно Дера ведет себя так только со знакомыми людьми.

По моей спине пробегает холодок. Дера меня знает. Должно быть, она унюхала во мне человека, живущего рядом, — так же, как и я чувствую знакомый запах лимонного мыла и типографской краски, исходящий от Нэйтана. Слава богу, животные не разговаривают, хотя им наверняка есть что сказать.

Дежурный по переезду машет флажками в нашу сторону.

— Проходите! Сейчас переезд закроется на десять минут.

Овчарка принимается бегать кругами, словно хочет согнать нас с путей, а поводок начинает обматываться вокруг нас, подталкивая Нэйтана ко мне. Лицо Нэйтана искажает гримаса, обнажающая зубы, которые точно понравились бы Робби и которыми мне не следует любоваться с такого близкого расстояния. Когда меня обволакивает его энергия — такая же теплая и подрагивающая, как рельсы, которые уже начали гудеть, — по коже пробегают мурашки. Мы вот-вот столкнемся, но тут Нэйтан отпускает поводок и хватает собаку за ошейник.

— Вот зараза. Пора сшить из тебя коврик.

Я выпутываюсь из ослабшего поводка.

— Освободите пути! Поезд близко! — Дежурный звонит в колокол, и через рельсы пролетают последние повозки. Небо заволакивают клубы дыма.

Мы поспешно сходим с путей, но где моя перчатка? Осталась лежать между шпалами, всего в десяти шагах от меня. Какой толк от одной перчатки? Придется купить новую пару, а ведь я копила на шляпку, которая заменит недоразумение, которое я ношу сейчас. Я еще могу успеть.

Меня останавливает чья-то рука.

— Вы что, головой ударились? — недовольно произносит Нэйтан.

Я сбрасываю его руку.

Паровозный свисток пробивает в воздухе дыру, в которую улетают все остальные звуки, даже лай Деры. Я убегаю, переставляю ноги так быстро, как только могу.

Пять

Домой я возвращаюсь на четверть часа позже обычного: я шла окольными путями на случай, если Нэйтан решит пойти за мной. Будь к моим ногам привязана веревка, я сплела бы потрясающий замысловатый узор, петляя по району. Вдруг я осознаю, что Дера легко может взять мой след, а значит, совсем не важно, какой дорогой я шла. С другой стороны, все эти годы она чувствовала мой запах, исходящий из подвала, но еще ни разу меня не выдала. Вероятно, мой запах для собаки — просто часть домашней обстановки, и мы все можем жить, как жили.

Я пытаюсь отмыть грязь, которая за день осела на ладонях, но мыло выскальзывает из рук. Когда я ополаскиваю руки водой из кувшина, немного бесценной жидкости проливается на пол мимо ведра.

Старина Джин, который каждый вечер вторника ходит в общественную баню, уже выложил маринованные томаты с парой куриных ножек на мою выщербленную тарелку, накрыв ее миской.

Опустившись на кровать, я снимаю порванные чулки. Мне на глаза попадается слово опереточный, то есть «такой, что нельзя воспринимать всерьез», а под ним красуется окорок, «мясо с ноги барашка». Моя стена надо мной издевается. Как и переговорная труба, которую мне так и хочется открыть. Я уверяю себя в том, что ничего страшного не произошло. Дера не сможет учуять меня через трубу.

Я вытаскиваю шерстяной кляп.

Дера лает так громко, будто находится в паре дюймов от моей головы. Отпрянув от трубы, я спотыкаюсь о свой матрас.

— Дера, отойди от стены, — произносит Нэйтан. Я в ужасе смотрю на трубу, словно овчарка может прыгнуть в вентиляционное отверстие и скатиться вниз.

Неужели она меня унюхала? За все пять лет, что она живет у Беллов, такое случается впервые. Я тянусь за кляпом, но звук скребущих лап постепенно затихает. На первый план снова выходит голос Нэйтана:

— Кто же знал, что есть столько мнений насчет того, как пригласить кавалера на скачки?

Дера гавкает откуда-то издалека.