Девушка с тату пониже спины

Для меня очевидно, что в большинстве областей женщинам приходится работать вдвое усерднее мужчин, чтобы добиться хоть половины признания. Когда вложишь столько труда в съемки, чтобы фильм получился стоящим, как-то унизительно выслушивать, что это «женская комедия». То есть на меня лепят бессмысленный ярлык, ставят на табуретку и заставляют говорить от имени всех женщин — потому что я и есть ЖЕНЩИНА, которая написала ЖЕНСКУЮ комедию, а потом сыграла главную ЖЕНСКУЮ роль в ЖЕНСКОЙ комедии. Но ведь, например, Сета Рогена не просят говорить за ВСЕХ МУЖЧИН! Не снимают «мужские комедии». Не спрашивают Бена Стиллера: «Скажите, Бен, в чем было ваше послание мужчинству, когда вы притворились, что у вас понос, и погнались за тем хорьком в „А вот и Полли“?».

Во время пресс-тура многие журналисты на самом деле это понимали и напрямик спрашивали: «На вас давит то, что приходится говорить от лица всех женщин?» Я оценила, что кто-то сразу врубился в суть. Может, это и хороший вопрос. Я понимаю, что меня многие смотрят и слушают — и то, что я скажу, имеет значение. На мне, безусловно, лежит ответственность. Более того, это честь для меня — приложить все усилия, чтобы помочь женщинам обрести силу единственным доступным мне способом: написать историю о женщине с женской точки зрения.

«Катастрофа» говорила о равных возможностях. О равной возможности бояться привязанности и ответственности — даже если ты девушка. Но некоторых журналистов это напрягло. Многие меня спрашивали, почему я решила написать сценарий, в котором парень и девушка меняются ролями. То есть почему девушка у меня боится быть уязвимой, а парень хочет более серьезных отношений? Почему девушка живет в холостяцкой квартирке и меняет партнеров на одну ночь, а у парня карьера, к которой он очень серьезно относится, и жизнь он ведет трезвую? Журналисты всегда столбенели, когда я объясняла, что сделала это не нарочно — просто написала как есть, по своему опыту. Считается, что женщины сходят с ума из-за отношений, что они чрезмерно чувствительны — но, по моему опыту, так ведут себя как раз парни. Не то чтобы я и большинство моих подруг не были нежными цветочками. Мы просто не вкладываемся в отношения так сильно или так быстро — ну и не всегда вовлекаемся в них. Признаю, характер Леброна Джеймса я обрисовала с некоторыми преувеличениями. Он у нас слишком беспокоится о личной жизни своих друзей; в таком духе обычно описывают девушек — а от своих друзей-мужчин на самом деле я подобного не видела. Но именно здесь смена гендерных ролей в «Катастрофе» начинается и заканчивается. Я писала так, как мне казалось честным, правдоподобным и убедительным — с моей точки зрения и из моей настоящей жизни. Да, я не берусь представлять всех женщин — но при этом почти уверена, что не я одна такое переживала.

Тем не менее грязью меня поливали от души. Может, дело просто в культурных различиях, и из-за них кажется, что иностранные журналисты переходят границы. На некоторых просто написано было: «Что ж, вы говорите в своем фильме на сексуальные темы — значит, я вам могу сказать все что угодно». От этого мне хотелось залезть под душ на всю оставшуюся жизнь. Одно из интервью, которое я дала в Австралии, стало вирусным, когда журналист меня спросил: «Ваша героиня — шалава… как у вас в Америке называют шалаву?» Я ему ответила, что это грубый вопрос, и мы немножко потоптались на месте. Но, разумеется, если не только улыбаешься, киваешь и благодаришь, что на тебя потратили время, а еще и неприязненно или эмоционально реагируешь на грубый вопрос, — говно тут же несется по трубам. Люди реагируют так, как будто ты явно не выносишь жара, и тебе надо убраться с кухни. Но я никогда не была девушкой, которая улыбается и кивает — да и из кухни меня тоже никто выгнать не мог.