Лисбет Саландер бросила на Микаэля удивленный взгляд.
– Мартин рассказал мне – правда, по частям, – что отец учил его этому с тех пор, как он достиг половой зрелости. В шестьдесят втором году он присутствовал при убийстве Лии в Уддевалле. Ему тогда было четырнадцать лет. Он участвовал в убийстве Сары в шестьдесят четвертом, и на этот раз был не просто зрителем, а соучастником. Ему было шестнадцать.
– И?
– Мартин сказал, что он не гомосексуалист и никогда не дотрагивался до мужчины, за исключением своего отца. И я подумал, ну, просто сам по себе напрашивается вывод, что отец его насиловал. Половое принуждение, по всей видимости, продолжалось довольно долгое время. Его, если можно так сказать, воспитал собственный отец.
– Какая чепуха! – сказала Лисбет Саландер.
Ее голос вдруг стал холодным как сталь. Микаэль изумленно смотрел на нее. В ее взгляде не было ни капли сочувствия.
– Мартин, как и все остальные, мог отказаться. Он сам сделал свой выбор. Он убивал и насиловал, потому что ему это нравилось.
– Ладно, пожалуй, я не буду возражать. Но Мартин был слабовольным юношей и подпал под влияние отца, так же, как и Готфрид. Ведь того в свое время сформировал его отец, нацист.
– Вот как! Значит, ты исходишь из того, что у Мартина не было собственной воли и что люди становятся такими, какими их воспитывают.
Микаэль осторожно улыбнулся:
– Это что, уязвимое место в моей теории?
В глазах Лисбет Саландер вдруг вспыхнула ярость.
Микаэль поспешно продолжил:
– Я не утверждаю, что на людей влияет только воспитание, но считаю, что воспитание играет большую роль. Отец Готфрида избивал сына на протяжении многих лет. Такое не проходит бесследно.
– Чушь, – повторила Лисбет. – Готфрид – не единственный ребенок, которого жестоко избивали. Это не дает ему права убивать женщин. Этот выбор он сделал сам. То же самое и с Мартином.
Микаэль поднял руку:
– Давай не будем ссориться.
– Я не ссорюсь. Просто мне кажется, что очень уж патетично получается – каждый подонок всегда может найти себе оправдание.
– Хорошо. Конечно, каждый из них сам выбирал свою стезю. Готфрид умер, когда Мартину исполнилось семнадцать лет, и в лице отца он потерял наставника. Он решил пойти по стопам отца. Февраль шестьдесят шестого года в Уппсале.
Микаэль потянулся к пачке Лисбет за сигаретой.
– Я даже не собираюсь вдаваться в подробности, зачем Готфрид все это делал и как он сам оценивал содеянное. Его мозги были забиты библейской абракадаброй, связанной с наказанием и очищением, в которой, вероятно, смог бы разобраться только психиатр. Но нам не до деталей. Он был серийным убийцей.
Он сделал секундную паузу и затем продолжил:
– Готфрид хотел убивать женщин и маскировал свои злодеяния некими псевдорелигиозными убеждениями. Но Мартин даже не притворялся и не искал себе оправдания. Он действовал методично и убивал регулярно. К тому же он мог инвестировать в свое хобби немалые деньги. И он был сообразительнее отца. Каждый раз, оставляя после себя труп, Готфрид рисковал, что кто-нибудь нападет на его след. К тому же каждый раз, когда полицейские приступали к расследованию, они вполне могли бы вычислить, что все преступления ведут к одному убийце.
– Мартин Вангер построил свой дом в семидесятых годах, – задумчиво сказала Лисбет.
– Хенрик, кажется, упоминал, что это было в семьдесят восьмом. Вероятно, Мартин заказал надежный погреб для хранения важных архивов или чего-то подобного. Так что ему построили комнату с усиленной звукоизоляцией, без окон и со стальной дверью.
– И он орудовал в ней целых двадцать пять лет…
Они ненадолго замолчали, и Микаэль задумался о том, какие кошмарные события, должно быть, происходили на острове Хедебю, в идиллической атмосфере, на фоне всеобщего благоденствия. И так в течение четверти века.
А Лисбет даже и не пришлось размышлять об этом – она видела коллекцию видеофильмов. Она отметила, как Микаэль непроизвольно дотронулся до шеи.
– Готфрид ненавидел женщин и учил сына ненавидеть женщин, при этом сам же его и насиловал. Но при этом он придерживался собственной идеологии… Мне кажется, Готфрид мечтал о том, чтобы его дети придерживались, мягко говоря, его извращенных взглядов на мир. Когда я спросил Мартина о Харриет, его собственной сестре, тот сказал: «Мы пытались убедить ее. Но она оказалась самой обычной стервой. Она собиралась рассказать обо всем Хенрику».
Лисбет кивнула:
– Да, я слышала. Примерно в это время я как раз спустилась в погреб. Так что теперь, следовательно, мы знаем, о чем она намеревалась рассказать Хенрику.
Микаэль наморщил лоб.
– Не совсем.
Он сделал паузу.
– Все дело в хронологии. Мы не знаем, когда Готфрид начал насиловать сына, но он взял Мартина с собой, когда убивал Лию Перссон в Уддевалле в шестьдесят втором году. А утонул он в шестьдесят пятом. До этого они с Мартином пытались побеседовать с Харриет. Какой отсюда следует вывод?
– Готфрид насиловал не только Мартина. Он насиловал и Харриет.
Микаэль кивнул.
– Готфрид был наставником. Мартин – учеником. А кем же была Харриет? Игрушкой?
– Готфрид заставлял Мартина совокупляться с сестрой.