Девушка в голубом пальто

– Да, неплохие, – вздыхает Юдит. Она откидывает голову и трет затылок – наверное, очень устала. Ведь она работает в школе с раннего утра, а потом приходит сюда. Юдит смотрит на меня. – Для тебя новости. – Она ждет, пока Мина уйдет в палату, и проверяет, не слышно ли ее остальным девушкам. – Я беседовала с моим контактом. Он просмотрел документацию за последние три дня. Согласно записям, через театр не проходил никто по имени Мириам Родвелдт.

– Твой контакт уверен?

Она корчит гримасу.

– Нацисты требуют идеальных записей. Все, кто проходит через театр, имеют при себе документы.

– Спасибо. Спасибо тебе за то, что проверила.

– Тебе ни к чему меня благодарить. Я сказала, что она пока не проходила. Но это всего лишь вопрос времени.

Глава 12

Когда я возвращаюсь домой, Олли ждет на крыльце. Мы не беседовали с прошлой ночи. Ночи пьяных солдат. Так я запечатлею это в своей памяти. «Ночь пьяных солдат» гораздо легче запомнить, чем «ночь отчаянного поцелуя».

После поцелуя немец засмеялся и поздравил нас, хлопнув обоих по спине. А потом он ушел вместе со своим другом. Мы с Олли остались на месте, и нас била дрожь. Мы наблюдали за удаляющимися спинами, пока они не скрылись за углом. Потом мы, не сговариваясь, возобновили свой путь. На этот раз мы были осторожнее: а то вдруг кто-нибудь еще вынырнет из-за угла.

Мы ничего не обсуждали. Когда добрались до крыльца парадного входа, черные шторы на окнах затрепетали. Значит, родители стоят у окна, поджидая дочь домой.

А сейчас Олли поднимается со ступеней, приветствуя меня.

– Я доставил обратно велосипед твоей матери, – говорит он. Мама одолжила ему велосипед вчера ночью, чтобы Олли как можно быстрее добрался до своей квартиры. Он поклялся, что знает маршрут, который солдаты редко патрулируют. – И я видел Юдит, когда ты гуляла вместе с Миной. Я не знал, что они собираются тебя подключить. Зря они это сделали. Еще слишком рано брать тебя на дело, да еще без твоего согласия.

Я поднимаю брови.

– Я совсем забыла. Ты же единственный, кому позволено подключать меня к работе Сопротивления без моего согласия.

Олли краснеет.

– Я думал об этом. Наверное, следовало тебя предупредить. Прости.

Прости. Извинения – это единственное, что плохо удавалось Басу. И дело даже не в том, что он терпеть не мог извиняться. Скорее ему не нравилось прекращать сражение. Больше всего он любил спорить. Бас втягивал меня в глупые дебаты и заставлял страстно защищать позиции, которые на самом деле были мне безразличны.

– И что ты думаешь обо всем этом? – осведомляется Олли.

– Пока что размышляю. – Мне бы хотелось сказать ему больше, но я еще не сформулировала мысли.

– Понятно, – говорит он.

– Юдит и Мина очень храбрые.

– Ты бы тоже могла быть храброй. Просто подумай над этим. Приходи на следующую встречу.

Я отвожу взгляд.

– Ты пришел только для того, чтобы вернуть велосипед? Или хочешь зайти?

Олли скрещивает руки на груди. Интересно, он тоже чувствует смущение из-за того, что произошло вчера ночью?

– Хорошо, – к моему удивлению, соглашается он. – Я зайду, но только ненадолго. Сегодня моя очередь готовить обед. Я не могу оставить Виллема голодным.

Наверху он не снимает пальто до тех пор, пока я не предлагаю. Тогда он раздевается и вешает одежду в шкаф. На нем униформа архитектора: рубашка с закатанными рукавами, испачканная возле манжет. Папа оставил на столе записку. В ней говорится, что какие-то соседи пожалели его, так как мама в отъезде, и пригласили на обед. Грустно, я не знала, что дома никого нет. Тогда бы не пригласила Олли подняться.

– Чай? – предлагаю я и поспешно добавляю: – Он не настоящий.

– Нет, спасибо.

Я уже направлялась на кухню и теперь останавливаюсь посреди комнаты. Если он отказывается от чая, что же нам делать и о чем беседовать?

Олли расхаживает по квартире, рассматривая книги отца. Вытягивая шею, он читает названия, но не снимает ни одну из них с полок.

– У меня когда-то была вот эта. – Он указывает на собрание эссе. Это моя книга, которая случайно затесалась между папиными иностранными словарями. – Не знаю, куда она подевалась.

– Наверное, это и есть твоя книга. Ее дал мне Бас.

– Вероятно, чтобы произвести на тебя впечатление. Не думаю, что он ее читал.

– Я слышала, что немецкой армии несладко приходится под Сталинградом, – говорю я тихо, чтобы не услышали соседи. Я всячески стараюсь поддержать беседу. – Сказали по Би-би-си.

– Ты говоришь по-английски?

– Немного. Папа меня учит.

А потом мы снова умолкаем. Как странно, что из-за какого-то поцелуя Олли кажется незнакомцем.

– Олли… Насчет вчерашней ночи. – Он молчит. Неужели он не помнит, как мы целовались на потеху пьяным солдатам на улице? – Тогда, при солдатах… Ну, то, что мы делали… Когда мы…

– Когда нам повезло, – быстро вставляет он. – Повезло, что мы так быстро сообразили на ходу.

– Ты хорошо справился с ситуацией. Лучше, чем я.

Он пожимает плечами.

– Эта сноровка приобретается с опытом.

– А ты устаешь, когда приходится притворяться и актерствовать? – спрашиваю я.

– Нет. Ведь благодаря этому я остаюсь жив.