(Живот Кита – на уровне моих глаз. Я вижу, что его брюки натянулись из-за эрекции. Мало того, я вижу, что он хочет, чтобы я это видела. Фактически он показывает мне свой скрытый стояк.)
…ярчайшая звезда на британском небосклоне концерна «Чистота», – говорит он, – и я знаю, что ты с этим справишься… э… э…
(Я пытаюсь произнести свое имя. Но не могу говорить. Во рту пересохло.)
(Наверное, он пришел сюда в этот типовой офис и установил этот стул именно на таком уровне высоты, чтобы я как следует увидела его эрекцию.)
…единственная девушка, занимающая столь высокий руководящий пост, – говорит он.
(Я не могу ничего сказать.)
(Тогда я вспоминаю, когда последний раз мне нужен был стакан воды.)
(Я думаю о том, что означает стакан воды.)
Я не смогу этого сделать, – говорю я.
Нет, сможешь, – говорит он. – Ты же не дурочка.
Да, – говорю я. – И я не могу выдумывать всякую чушь и заявлять, что это правда. Эти люди в Индии. Они имеют право на эту воду.
А вот и нет, мой маленький скотчтерьер, – говорит Кит. – В соответствии с решениями Всемирного форума по воде 2000 года, целью которого было точное определение слова «вода», она не имеет отношения к правам человека. Вода имеет отношение к человеческим потребностям. А это означает, что мы можем ею торговать. Потребности мы можем продавать на рынке. На это мы имеем человеческое право.
Кит, это же абсурд, – говорю я. – Все слова, которые ты только что употребил, стоят не на своих местах.
Кит поворачивает стул вместе со мной лицом к себе. Кит стоит, сложив руки на груди, и наклоняется надо мной, чтобы я не могла встать со стула. Кит торжественно смотрит на меня. Он в шутку предостерегающе встряхивает стул.
Я качаю головой.
Это бред сивой кобылы, Кит, – говорю я. – Ты не можешь этого сделать.
Это одобрено на международном правительственном уровне, – говорит он. – Это законно. Каким бы бредом сивой кобылы ты это ни считала. И я могу делать что угодно. И ни ты, ни кто-либо другой не смогут ничего с этим сделать.
Тогда закон нужно изменить, – слышу я собственный голос. – Это неправильный закон. И я много чего могу с этим сделать. Так, я могу… могу… э… могу говорить как можно громче, повсюду, где смогу, что такого не должно происходить, пока это не услышит столько людей, чтобы этого больше не происходило.
Я слышу, как мой голос звучит все громче и громче. Но Кит не шевелится. Он даже не моргает. Он крепко держит стул.
Напомни свою фамилию? – спокойно говорит он.
Я вздыхаю.
Ганн, – говорю я.
Он качает головой, словно это он меня так назвал, словно он может решать, как меня зовут.
Неподходящий материал для «Чистоты», – говорит он. – Жаль. Ты выглядела в самый раз.
Внутри меня поднимается что-то большое, как стояк. Это злость.
Она заставляет меня встать на ноги и накрениться вперед на стуле, так что моя голова чуть не сталкивается с его головой и ему приходится отступить.
Я делаю глубокий вдох. Я соблюдаю спокойствие. Я говорю тихо.
Как добраться отсюда до вокзала, Кит, и понадобится ли мне такси? – спрашиваю я.
Пока жду такси, запираюсь в женском туалете главного сборного корпуса и блюю. К счастью, я мастер по блеванию, так что на одежду ничего не попадает.
(Но когда такси выезжает из Базового лагеря «Чистоты», я во второй раз за много месяцев осо-знаю, что блевала не специально.)
Я возвращаюсь в Лондон. Обожаю Лондон! Гуляю между Юстоном и Кингс-Кросс, словно это мое привычное занятие, словно я одна из всех этих людей, гуляющих по лондонским улицам.
Мне удается купить билет в сидячем вагоне последнего спального поезда, идущего на север.
По пути я рассказываю трем остальным пассажирам о «Чистоте» и людях в Индии.
Несмотря на всю притворную самоуверенность, англичане на самом деле такие же стеснительные и вежливые, как шотландцы, и некоторые бывают очень милыми.
Однако мне еще придется выяснить, как рассказывать эту историю, чтобы люди не отводили взгляд или не пересаживались на другое место.
Но, хотя я сижу здесь и чуть ли не ору о том, как устроен мир, нескольким незнакомцам в полупустом железнодорожном вагоне, я чувствую себя… как же я себя чувствую?
Я чувствую себя полностью нормальной.
Я полна энергии. Я настолько полна энергии на этом медленно ползущем поезде, что, кажется, движусь быстрее самого поезда. Я чувствую себя полностью заряженной. Заряженной пушкой![40]
Где-то в Нортумберленде, когда поезд опять замедляет ход, я вспоминаю историю клана, от которого происходит моя фамилия, историю девушки Ганн, к которой посватался глава другого клана и которой он не приглянулся. Она отказалась выходить за него.
Ну и однажды он приехал в замок Ганнов и убил всех Ганнов, которых смог найти, по сути он убивал всех, кого случайно встречал на пути, принадлежали они к семье или нет. Добравшись до ее покоев, он взломал дверь. И взял девушку силой.
Он увез ее за много миль в свою крепость, где запер на самом верху башни, пока она не уступит.
Но девушка не уступала. Она так и не уступила. Вместо этого она выбросилась из башни и разбилась насмерть. Ха!