Девушка встречает парня

Раньше я считала эту историю своей дальней прародительницы какой-то нездоровой. Но сегодня вечером, в смысле, утром, на этом поезде, собирающемся пересечь границу между там и здесь, вся суть подобной истории уже заключается в том, с какой стороны на нее взглянуть. С какой стороны нам посчастливилось

(или не посчастливилось)

на нее взглянуть.

И послушайте. Послушайте, вы, двое оставшихся пассажиров, которые сейчас уже спят. Послушай, весь мир вокруг, медленно проплывающий за окнами поезда. Я – Имоджен Ганн. Я из семьи, которую нельзя поиметь. Я из страны, которая является полной противоположностью, как там его, «доминирующего нарратива». Я брызжу хайлендским адреналином. Я брызжу тьюхтерским смехом и тьюхтерской злостью[41]. «Чистота»! Ха!

Мы медленно катимся мимо лоулендского моря, и это море принадлежит всем нам. Мы медленно катимся мимо неровных берегов озер и рек в прозрачности чудесного утреннего летнего света, и они наполнены водой, которая принадлежит всем и каждому.

Потом я вспоминаю, что нужно проверить телефон.

Семь пропущенных звонков – от Пола!

Это знак!

(А я-то думала, он не мой тип.)

Хотя уже очень поздно, в смысле, еще очень рано, тут же перезваниваю ему, не прослушав ни одного сообщения.

Пол, – говорю я. – Это я. Разбудила?

Нет, все нормально, – говорит он. – Ну, в смысле, да. Только вот, Имоджен…

Послушай, Пол, – говорю я. – Во-первых, я должна кое-что сказать. Вот что. Ты мне очень нравишься. В смысле, очень-очень нравишься. Ты понравился мне с самой первой минуты, когда мы встретились. Ты стоял у кулера. Помнишь?

Имоджен… – говорит он.

И ты знаешь, что нравишься мне. Ты знаешь об этом. Между нами что-то есть. Ты знаешь, что я имею в виду: где бы ни находился в комнате, всегда точно знаешь, где находится другой.

Имоджен… – говорит Пол.

И я знаю, что не должна этого говорить, но мне кажется, если я тоже тебе нравлюсь и если ты не гей и ничего такого, нам нужно что-то с этим делать, – говорю я.

Гей? – говорит он.

Знаешь, – говорю я. – Никогда не знаешь.

Имоджен, ты что, пила? – говорит он.

Только воду, – говорю я. – И я имею в виду, это совсем не одно и то же, знаю, но ты кажешься мне довольно женственным, я не имею в виду, в плохом смысле, я имею в виду, в хорошем смысле, в тебе много женского начала, я знаю это, знаю инстинктивно, и это непривычно в мужчине, и мне это очень нравится. На самом деле, я обожаю это.

Послушай. Я всю ночь пытался до тебя дозвониться, потому что… – говорит он.

Ну да, в общем, если это насчет распечаток, – говорю я, – то не стоило. Распечатки были ни к чему. В любом случае я не из-за распечаток тебе позвонила. Я просто пыталась привлечь твое внимание единственным способом, который смогла придумать, чтобы не говорить прямо, что ты мне нравишься. И вообще-то они не имеют уже значения – для меня не имеют, ведь я больше не «чистюля».

Это не насчет распечаток, – говорит Пол.

И возможно, я тебе не нравлюсь, возможно, тебе неловко, что я рассказала о своих чувствах, ничего страшного, я не в обиде, я уже взрослая, переживу, но мне нужно было сказать это вслух, признаться тебе в любом случае, и я устала от чувств, которые никогда не получается выразить, чувств, которые я всегда вынуждена таить внутри, мне надоело то, что я не понимаю, правильно ли я говорю, когда говорю, в любом случае, я подумала, что это будет смело, подумала, что оно того стоит, и надеюсь, ты на меня не в обиде.

Слова льются из меня, словно кто-то открыл внутри кран. Это Пол. Это он меня так заводит!

Но Пол вклинивается при первой же возможности.

Имоджен. Послушай. Это из-за твоей сестры, – говорит он.

Сердце в груди. Больше ничего. Все остальное – пустота.

Что с моей сестрой? Что стряслось с моей сестрой? – говорю я.

* * *

Когда поезд прибывает, Пол уже ждет меня на вокзале.

Почему ты не на работе? – говорю я.

Потому что я не там, а здесь, – говорит он.

Он забрасывает мою сумку в багажник машины и запирает машину брелоком.

Пойдем пешком, – говорит он. – Так ты лучше рассмотришь. Первое – на стене «Истгейт-центра», думаю, из-за транспорта, прибывающего в город: люди в машинах успевают прочитать, пока стоят на светофоре. Бог знает как можно забраться так высоко и успеть это сделать, пока никто не помешал.

Он ведет меня метров пять по улице мимо «Маркс и Спенсер». Люди в машинах, разумеется, останавливаются на светофоре и всматриваются куда-то у меня над головой, даже высовываются из окон машин, чтобы лучше разглядеть.

Я оборачиваюсь.