Девушка за спиной

– Высыпать у подъезда? – спросил их равнодушный водитель.

– Да, это не водка, – сказал я, представляя картину маслом. – В лесу не спрячешь.

Андрей закивал. Глаза у него блестели как-то совсем нехорошо, я даже подумал – может, не стоит сегодня становиться с ним в пару? Мало ли что…

– Гараж, – сказал он. – Мы приехали в гараж. Хорошо, что он был отдельный, а не в ГСК. Туда машина бы не прошла.

Он открыл ворота, водитель подогнал машину вплотную. Поднял кузов, и три тонны картошки оказались внутри. Три тонны – это пятьдесят мешков. Или сто пятьдесят ведер.

– Кто же знал, что папе срочно понадобится машина, – сказал он. – Папа болел, сидел с температурой на больничном.

– Подожди, – сказал я. – Ты хочешь сказать, что машина осталась в гараже?

– А где же еще? – спросил друг и засмеялся. Как-то совсем нехорошо.

– Папа подошел, – сказал он, – открыл замок. Взялся за ручку. Потянул…

– И не смог зайти? – спросил я, представив картину.

– Зайти! – сказал Андрей. – Нет, не смог. А ему надо было срочно на работу. Срочно!

– Ту Люсю… – сказал я. Сочувствуя то ли папе, то ли другу.

В зале уже шла разминка. А мы все сидели.

– Знаешь, что самое неприятное в этой теме? – спросил друг. – Не то, что мы с папой теперь не разговариваем. И не то, что гараж весь перепачкан.

– А что же? – спросил я, не понимая.

– А то, – сказал он, привставая. – То, что в Горпо в этот день привезли картошку и Маслов мне сказал, извиняясь, что наша ему уже не нужна. Что ее просто невозможно взять, даже по себестоимости.

Мы вбежали в зал, пристроились к бегущим по кругу парням.

– Брат, – сказал я. – Могу мешок купить. Для себя. Пока деньги есть.

– Я тебе его подарю, – пообещал он. – Хочешь даже два?

– Хочу, – сказал я.

Хотя на балконе и так не было места.

Случай

Ираклий поехал в командировку. В Мюнхен.

Поехать в Мюнхен на пару дней – уже счастье. А чтобы на месяц… Мюнхен божественен. Парки, магазины, улицы, памятники, рестораны.

Он влюбился в этот город с первого взгляда. Мариенплатц, невероятный рынок слева от этой площади. Старый город. Опять-таки парки. Пиво с сосисками.

Ираклий был компьютерщик. И на удивление нормальный человек, что в этой профессии бывает нечасто. Любил уезжать из дома. Там вроде было все в порядке, но каждый год отдалял их с женой друг от друг всё безвозвратнее.

Школьный роман, продолжившийся пять институтских лет. Перед дипломом они поженились. Я, как и каждый из гостей на их свадьбе, не представлял другой развязки. Моим подарком была ваза из горного хрусталя. Она мне так нравилась, что приходилось в гости ходить с цветами – чтобы еще раз полюбоваться на нее.

Однажды я пришел, а цветы поставили в другую вазу. Я поднял брови.

– Прости, – сказал друг, отводя взгляд. – Разбил.

– Бывает, – вздохнул я. И пошутил, без задней мысли: – На следующую свадьбу красивее подарю.

Но он не засмеялся, отчего шутка стала не просто не смешной, а дурацкой. Разговор иссяк.

Мы сидели. Молчали. Потом я спросил:

– А как разбил?

– О стенку, – сказал он и посмотрел на меня.

Без какого-либо намека на вину во взгляде.

– Как это? – не понял я.

Она приезжала с работы в начале восьмого. А тут не приехала. И в девять. И в одиннадцать.

Мобильных телефонов тогда не было. Рабочий не отвечал. Теще звонить было уже поздно, да и не было ссоры, чтобы она ушла ночевать к маме, не предупредив.

В час Ираклий вышел из квартиры, спустился на улицу. Сел у подъезда. Сидел-думал. Сначала – что делать? Потом – сможет ли он прожить без нее?

Посидел минут двадцать и вернулся в квартиру.

Она открыла входную дверь в половине второго. Увидела свет в комнате.

– Извини, – сказала она, но не подойдя, а из коридора. – Аврал на работе. Просто трындец. Закрутилась.

Жена была главбухом, работала с третьего курса и как-то быстро шла по служебной лестнице. Детей не было, можно было выходить на работу в субботу. А если очень надо – и в воскресенье.

Ираклий встал, чувствуя, как вулкан внутри него либо начнет извергаться наружу, либо сожжет его своим жаром.

– Мне твоя ваза очень нравилась, – почему-то шепотом сказал он. – Такой… символ нашей свадьбы.

– А что она ответила? – спросил я, представив эту сцену.

– Ничего, – сказал он. – Пошла в душ.

– Хреново, – сказал я. – Если бы скандал или слезы прощения, было бы понятно.

– Хреново, – согласился он и посмотрел на свои руки.

Я тоже посмотрел. Кольца на безымянном пальце не было.

– Почему? – спросил я.

Ираклий поднял ладонь к лицу, разглядывая.

– Знаешь, совсем не чувствую себя женатым.

Он иногда надевал кольцо, иногда снимал. Мне было смешно, ему тоже.

– Я думаю, что всё, – признался он.

– Развод? – догадался я.

Он кивнул. Потом сделал из губ какую сложную фигуру, словно девочка у зеркала женского туалета для селфи.

– Когда? – спросил я.

Мы сидели вечером у него. Жена была на работе. Как всегда.

– Она меня любит, – вдруг сказал он, как-то неуверенно.

Я ничего не ответил.

– С седьмого класса вместе. – Столько времени потерял.

– Думаешь? – спросил я.