Девушка за спиной

Официант с барменом посмотрели на нее с недоумением.

– Дикобразы зимой, – повторила она и произнесла нечто совсем странное. – Не слышал? Я думаю иногда о том, как они зимуют. Вроде бы рядом, но путаясь в чужих колючках. Только зима, тишина и колючки.

– Ну да, – сказал бармен, снова влезая в разговор. – Точно.

– Хорошо, что я не женат. – Официант произнес это так, словно плюнул.

– Да пошел ты. – Она была рада, что наконец сказала ему это.

Конкурс

Мама хотела, чтобы я ходил на бальные танцы.

Я был не против, как и год назад. Когда она хотела, чтобы я играл на пианино.

Бабушка сняла со своей сберкнижки семьсот рублей, положила их в кошелек, и мы пошли в магазин «Мелодия». Продавщица, к которой мы подошли, очень удивилась.

– Пианино? Он же у вас играет на гитаре.

Тут уже удивилась бабушка. Сказал продавщице, что она ошибается.

– У меня отличная память на лица. А вашего мальчика я прекрасно знаю, он каждую неделю покупает у меня медиаторы для всего музыкального кружка.

Бабушка посмотрела на меня. Я открыл крышку, нажал на клавиши.

– Там внизу есть педали. Надави на правую – и звук будет громче, – сказала продавщица.

Я надавил. Потом еще раз. Пианино звучало как орган. Ну хорошо, почти как орган.

У нас была пластинка, мамина любимая. Иоганн Себастьян Бах. Органная музыка. Потом она пропала. Я дал честное слово, что я ее не разбил и не соврал. Мама недоумевала.

– Не могли же ее украсть, – говорила она и смотрела на нас.

Папа пожимал плечами, я мотал головой, отрицая такую возможность.

Если бы они знали, как здорово дымит пластинка, когда получается её поджечь. Лучшая «дымовуха» из моего детства. Лучше, чем медиатор. Но у медиаторов была своя прелесть – они «капали». В отличие от пластинки. Еще лучше «капал» целлофановый пакет. Но однажды, когда он «капал», подул ветер. И пакет капнул на голую руку Сережки. Он извивался от боли, а потом, вероятно, получил еще люлей дома.

– Грузчики поднимут пианино к вам сегодня, – сказала продавщица. И услышав, что мы живем на девятом этаже, присвистнула. – Сколько возьмут, спросите у них сами.

Мама хотела, чтобы я ходил на бальные танцы.

Я хотел ходить на футбол, но был не против, когда узнал от нее, что в эту секцию ходит моя одноклассница. Она мне так нравилась, что я иногда забывал дышать. Потом вспоминал, выпускал скопившийся внутри меня воздух – как маленький дракончик, и класс оборачивался посмотреть, что случилось. Все, кроме нее. Она знала. Женщины всегда знают, что нравятся. Даже во втором классе.

Мне купили черные брюки. Какие-то туфли. Новую белую рубашку и даже бабочку.

– Здравствуйте! – сказала важно и весело дама в синем платье. – Я Элеонора Максимовна.

Дам из секций почему-то всегда звали вычурно.

Она провела меня мимо моей одноклассницы, упорно не смотревшей в мою сторону. Поставила в пару к другой девочке. Толстой. Низкорослой. Рыжей.

– Это Катя. Кате давно был нужен партнер. – Она подошла к пианино, но не села. – Смотрите внимательно! Сегодня мы разучим вальс. Мальчики берут девочек за талию, девочки кладут мальчикам руку на плечо. Потом мальчики делают шаг назад. И – раз! Потом в сторону, и – два!

Те пять рублей, которые мама выдавала мне ежемесячно на танцы, я тратил на марки. Танцы были на втором этаже дворца культуры. На первом был кружок филателистов. Я собирал всё про космос. У меня были все космонавты – от Гагарина и до середины восьмидесятых.

Мы стояли у метро «Динамо», не зная куда идти. Два здоровых лба. Мне восемнадцать, другу двадцать два.

– Простите, – сказал он вышедшей из метро женщине. – Как нам пройти к стадиону «Юных пионеров»?

Женщина посмотрела на нас. Как показалась мне – с подозрением. Махнула рукой.

– Через дорогу, вот он.

Два дня назад мы провожали в армию моего одноклассника. Драки не было, но были танцы. Под Женю Белоусова, чьи клипы шли по каналу «2 × 2» без остановки.

Я не танцевал. Просто смотрел телевизор. И вдруг увидел бегущую строку: «Конкурсный набор в группу танцев. Юноши и девушки до двадцати пяти лет. Обучение и гастроли в России и за рубежом. Просмотр на стадионе „Юных пионеров“».

Я потянулся к телефону, набрал номер друга.

– Гастроли, – сказал я. – Зарубежные.

И объяснил, в чем дело.

– Конечно, едем, – сказал он.

В раздевалке было неуютно. Друг был накачен, я поджар. Мы взяли спортивные брюки и просто брюки и теперь не знали, что надеть. Другие конкурсанты были с крепкими ногами, что особенно бросалось в глаза при обтягивающих лосинах, и нежным торсом. У нас все было наоборот – выше пояса мышцы были развиты получше. Друг считался первым каратистом в городе, а меня он к моему колоссальному удивлению поставил с собой в пару и пытался тащить к своим высотам. Я надел брюки. Потом подумал и надел спортивные штаны. Потом отчаялся.

– Да ладно, брат, – сказал друг. – Пошли себя покажем.

Девочки были восхитительные. Длинноногие, модные. Отчего мои комплексы сразу усилились. Все тянулись, разминаясь, никто ни с кем не разговаривал. Я решил показать себя, как просил друг, и сел на шпагат. Потом еще раз. Спокойнее не стало.