Не ожидая ответа, она направилась к выходу. Девушки ее бригады последовали за нею.
Алая заря бледнела, гасла. От легкого ветерка шелестела листва на осинах. За поселком, на озере, крякала утка. Тарутина шла впереди бригады. Опять думала о Волдырине, о его упрямстве, о его насмешках. Девушки, видя Ольгу расстроенной, решили своими шутками развеселить ее.
Каждая из них старалась придумать что-нибудь смешное.
Девушки звонко и весело смеялись. Ольга молчала. Взглянув на нее, подруги перестали смеяться.
Заря погасла, показался вишневый край солнца. Бригада Ольги молча пришла на свое поле, молча приступила к работе.
Петр Глебович проснулся рано, ему, как и Тарутиной, не спалось в эту ночь. Хотя накануне и держался нагловато в разговоре с нею, издевался над ее предложениями, но вечером, придя домой, он сильно забеспокоился, так, что даже стакан водки, выпиваемый им обычно перед сном, остался нетронутым.
— Черт, а не девка! — проговорил он, отодвигая от себя открытую банку с тушенкой и водку. — Ну и привязалась! Что ей надо?
Он согнал комара с лысины. Тот тяжело, обвисая светящимся розовым туловищем, полетел к окну и сел на стекло. «Нил Иванович нос воротит от меня, — с тревогой думал Волдырин, ворочаясь в постели и стараясь себя успокоить: — Ничего, Казенов и Завьялов заступятся».
Утром, встав с постели, Петр Глебович увидел стакан с водкой, хотел вылить в бутылку, но, раздумав, залпом выпил, мотнул головой и вытер углом скатерти губы.
«А теперь в поле».
Он сунул поллитровку во внутренний карман широкого пиджака, нахлобучил картуз и вышел.
У конторы участка на стенде был наклеен свежий номер газеты «Все для фронта!». Возле стенда толпились девушки, начальники, техники и парторги полей. До слуха Волдырина донеслись смех, отдельные фразы.
— Не в бровь, а прямо в око!
— Что ему не пить: водка всегда в кармане, а начальство далеко.
— Это он, девоньки, торфяниц в литровку разглядывает.
— Не проглядит небось, в каком бараке смазливенькая живет, — мигом в технички переведет.
— Тише, девоньки! Гляди, сам сюда катит…
— И впрямь!
— Уйдемте отсюда. Пусть один полюбуется на себя.
Девушки, поглядывая на медленно катившуюся фигурку, отошли от стенда и повернули в поле, за своими бригадами. Вслед за ними двинулись начальники полей.
Петр Глебович подошел к стенду и остановился, выпучив глаза.
«Гм!.. Кого это так разрисовали? «Внимание, внимание! Рекорд! Новое в сушке канав!» Это опять про Тарутину, о ее предложениях? Интересно! — И он стал читать дальше: — «Изобретение начальника поля Петра Глебовича Волдырина». «Гм… обо мне!»
Глядя на рисунок, он втянул голову в плечи и завернул такое словечко, что проходившая мимо старушка испуганно шарахнулась в сторону и закрестилась.
— Осподи!
На карикатуре была изображена канава, захламленная пнями, кусками торфа, сучьями. На бровке, лицом к канаве, развалился толстенький человечек и пьет из запрокинутой поллитровки «московскую горькую». На березке сидит щегол и, глядя на жирного человечка, поет.
Рассматривая рисунок, Волдырин не заметил, как позади него образовалась новая группа торфяниц, как подошли Барсуков и парторг поля Левашов. За его спиной раздался девичий хохот; он вздрогнул, оглянулся, снял картуз и вытер пот с лысины.
— Что, Глебович, попался на зубок Гуманевскому! — хлопнув широкой ладонью по плечу Волдырина, добродушно крикнул Барсуков.
Волдырин вскинул злые глаза на Барсукова и пробормотал:
— А может, это и не я? Может, Ермаков или Морозов.? Что, у них поля лучше, что ли, моего? А водку хлещут почище меня… Гм! — И он перевел мутный взгляд с Барсукова на рисунок, а с рисунка на хохочущих торфяниц.
— Нет, это не они, — заметила худенькая девушка в белой панамке и скрылась за подругами. — Это как есть Волдырин! Его лысина, его губы, его мордочка яичком.
Девушки снова засмеялись, отвертываясь от Волдырина, что-то смущенно бормотавшего и бросавшего вокруг сердитые, взгляды.
— Плохи дела твои, Петро, — насмешливо сказал Левашов и слегка толкнул под локоть начальника своего поля Барсукова. — Уж если Гуманевский взялся за тебя, так держись: скоро не отступится. Не приведешь поле в порядок — каждый день будешь любоваться на свой портрет в газете.
Подошла Ариша Протасова и уставилась злым взглядом на рисунок. Проскочив мимо хохочущих девушек, она протянула руку к газете и хотела сорвать ее. Торфяницы вовремя закричали на нее:
— Аришка, не смей!
Петр Глебович шарахнулся от газеты и, расталкивая девушек, молча зашагал в поле. «Все Тарутина, без нее это дело не обошлось…» Взволнованный, обиженный и злой, он быстро добежал до своего поля и, наткнувшись там на Ольгу, свернул в сторону, прошипев:
— Тебя-то только мне и не хватало! Нет уж, катись к чертовой матери со своими разговорами!
Эта ненависть, промелькнувшая в его глазах, не ускользнула от взгляда девушки. Она громко, чуть насмешливым голосом, остановила его:
— Здравствуйте, Петр Глебович!
— Здравствуйте, здравствуйте! — бросил Волдырин и, свернув налево, побежал по картовой канаве в глубь поля.