Девушки

«Мое мнение ничего не стоит для редакции. Черт знает что! Вот тут и работай, старайся! — обиженно думал Казенов. — Завтра этот Гуманевский может осрамить и меня в своей газетенке. Мальчишка!»

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Долгунов встал до солнца и вышел на улицу. Розовато-сивый рассвет стоял над полями. Лес за поселком казался темным и неподвижным. За клубом на кустах дремали облачка молочного тумана, такие же облачка ползли по зеркальной поверхности озера. Бригады девушек одна за другой проходили мимо. На плечах у торфяниц сверкали лезвиями топоры, цапки и лопаты, желтели корзины. Долгунов приветливым взглядом провожал их, здоровался со знакомыми, обменивался с ними веселыми шутками.

Поднялось солнце, ярко-красное, веселое. От его лучей сразу все вокруг оживилось, засверкало, заискрилось. Бригады были уже далеко, серыми цепочками направлялись по трубам, вдоль канав на карты полей, когда Долгунов зашагал в контору. Нила Ивановича еще не было. Он прошел в свой кабинет, сел за стол, но тут же поднялся и стал ходить, думая об организации предстоящего праздника. Вошла конторщица и сообщила, что люди в сборе, ждут у клуба. Долгунов взял со стола памятку, сунул в карман и вышел.

У клуба пестрела толпа.

— Что же, товарищи, начнем? — обратился парторг к собравшимся.

— Как же это можно самим! — возразил мужчина с козлиной, чуть седеющей бородкой и бледно-синими спокойными глазами на загорелом скуластом лице. — Начнем, а вы скажете: «Не с того конца!» Вот давай, Емельян Матвеевич, нам работенку, тогда и начнем.

Долгунов выслушал и укоризненно покачал головой.

— Исаев! Да я вам ясно вчера объяснил, что вы со своими плотниками будете делать арку у входа в парк. Лес уже на месте. Идите и принимайтесь за дело.

Когда Исаев с плотниками отделились от толпы и, держа топоры, пилы и ящики с инструментом, направились к парку, парторг обратился к домохозяйкам:

— А вы идите и расчищайте дорожки в поселке, перед клубом и в парке. Расчищенные посыпьте песком, да хорошенько, чтобы казались золотыми. Ну, а вы? — улыбнулся Долгунов ребятишкам, гладя ладонью голову то одному, то другому. — Марш в лес, наломайте как можно больше еловых веток и тащите их к клубу.

Ребятишки, выслушав внимательно парторга, сорвались с места и, сверкая босыми пятками, весело побежали.

Не прошло и получаса, как у входа в парк застучали топоры, запели пилы и зашаркали рубанки. На дорогах зашуршали метлы; из леса, от темных высоких елей, доносились громкий смех, визг и голоса ребятишек, треск ломаемых сучьев. Работа кипела.

Долгунов вернулся в контору. Нил Иванович уже сидел за своим столом и пил чай.

— Хочешь чаю? — спросил он парторга. — Небось не пил? Мне сказали, что ты с этим праздником и не ложился со вчерашнего вечера.

— Это клевета.

— Ну-ну, — рассмеялся Нил Иванович, — на нас с тобой трудно наклеветать. Часто видим, как заря с зарей сходятся.

Поздно вечером, проходя по поселку, увидели поставленную арку и недалеко от нее трибуну.

— Надо бы покрасить, — сказал Долгунов. — У нас, я думаю, найдется красная краска?

— Завтра утром пошлю маляра. Гореть будет! — пообещал Нил Иванович.

— Смотри не подведи, — предупредил озабоченно Долгунов. — Ни кумача, ни красного сатина у нас нет!

Парторг ночевал в кабинете, где он работал почти до рассвета. Утром, когда торфяницы ушли на поля, он вышел на улицу и зашагал по поселку. Все дорожки были уже приведены в порядок и посыпаны желтым песком. Ограда во всю длину была увешана фотографиями ударниц. Маляр красил в красный цвет трибуну. Художник писал лозунги. Огромная цифра на отдельном плакате показывала процент выполнения плана участком.

Долгунов не заметил, как у парка остановилась дрезина.

— Зазнаешься, Емельян Матвеевич, людей не узнаешь!

— Какое зазнаюсь! — отозвался Долгунов и, улыбнувшись, шагнул навстречу управляющему трестом и группе представителей партийных и других организаций. — Видите, товарищи, сколько у меня тут народу готовится к празднику, — сказал он, здороваясь с прибывшими.

— Все возрасты, — пошутил Завьялов. — Надеюсь, эти бригады не за счет сушки торфа?

— Конечно! Торфяницы подготовке праздника отдали свои выходные дни. Работают домохозяйки и, как видите, школьники, педагоги и служащие. Все, можно сказать, добровольцы, — пояснил Долгунов и прибавил: — Народ немножко уважает нас, вот и…

— Да уж наслышаны, наслышаны! — подхватил управляющий трестом. — О вас, Емельян Матвеевич, слава гудит по всем нашим предприятиям.

— Это правда, — поддержал руководителя Завьялов, — торфяницы за Долгунова в огонь и воду пойдут. А все потому, что он и сам расшибется, а все сделает для них.

Долгунов смутился, его впалые щеки покрылись слабым румянцем.

— Как же иначе члену партии, коммунисту!

— Хорошо сказано, — поддержал инструктор МК партии Адамович. — К сожалению, товарищ Долгунов, ваши девушки видят не во всех членах партии коммунистов.

Завьялов, лукаво прищурясь, обратился к молодому, невысокому, с темными усиками на смуглом лице человеку в суконной гимнастерке и в сапогах: