Девушки

«Поле размокло, почва как губка. Канавы полны воды, непроточны. Погода стоит отличная, но она плохо помогает волдыринскому полю. Поле грязно по вине Волдырина, мокро, как и ее начальник. Правда, поле — от засорения канав, а ею начальник Волдырин — от «московской горькой».

Казенов дернул левым плечом и, вспомнив свое падение в застоявшуюся воду картовой канавы, нахмурился. Он сердито отложил вырезку и стал читать очередную:

«Почему отстает поле Волдырина? Две причины. Начальник поля почти всегда пьян. Это первая причина. Вторая причина — это то, что начальник приходит на поле или в обед или после обеда, перед закатом солнышка, чтобы было нежарко поспать в кустарнике у канав».

Инженер засопел носом и, захватив в него пропитанного табаком воздуха, громко чихнул. «Фу! Какая клевета на человека! А может, и нет? От малярии ли он сегодня валялся в кустах? А вдруг он и Протасова морочили мне голову малярией да свиной тушенкой? Нет, нет! Как это можно! Все это, конечно, самая отвратительная клевета на больного человека!»

Инженер со злобой, не читая, перевернул еще две-три корреспонденции и остановился на следующей, с крупным заголовком «Гибнет торф».

«Безобразно содержится осушительная сеть на поле Волдырина. Канавы № 13 и 14 засорены до краев. Канавы № 6, 8, 9, 11, 12, 17, и 20 залиты гидромассой и заросли кустарником. Пятая валовая канава тоже полна гидромассы. В таком состоянии почти вся осушительная часть участка. Вода в валовых и картовых канавах стоит на уровне поля. Может ли гидромасса просыхать на таком поле? Зато начальник поля Волдырин прохлаждается в зарослях канав».

Казенов вздохнул, захлопнул папку и подал ее Гуманевскому.

— Познакомились? Нет, прочтите и остальные! — настаивал редактор. — Прочтите и убедитесь. Все эти корреспонденции проверены. Без проверки мы не пускаем их в печать. Это так, товарищ Казенов!

— Я познакомился со многим. Некоторые обвинения, конечно, основательны, но многое преувеличено, раздуто, искажено. Я сам был сегодня на поле Волдырина…

— И нашли его на бровке в кустиках, — вставил спокойно, без улыбки, Гуманевский.

— Откуда вы знаете? — покраснев, вскинулся Казенов. — Да, он лежит в этих кустиках по причине болезни.

Сотрудники улыбнулись. Казенов, поймав их насмешливые взгляды, смутился и подумал: «В редакции, быть может, знают, как грохнулся я в картовую канаву?» Собирая морщины на лбу, он сухо проговорил:

— Жаль, что вы, товарищ Гуманевский, придаете столь серьезное значение всем этим корреспонденциям. На их основании у вас создалось неправильное представление о работе Волдырина. — Он вздохнул и развел руками. — Думаю, что мое мнение не должно сбрасываться со счетов.

— Безусловно! — ответил Гуманевский. — Безусловно! — повторил он с оттенком грусти в голосе. — Но мы не согласны с вами в оценке писем, с которыми вы только что познакомились. Опровергните их, и мы с удовольствием изменим свое мнение о Волдырине.

— Я подхожу к специалистам, подчиненным мне, по-деловому! Я требую прежде всего выполнения плана! — встав, резко и обиженно воскликнул Казенов. — Вы же своими статьями, порочащими специалистов, мешаете…

— Мешаем? Нет, мы помогаем вам в этом, товарищ Казенов, — мягко возразил Гуманевский. — Вы знаете, что есть и другие задачи у начальников поля. Они состоят в том, чтобы воспитывать людей на производстве. У Волдырина тысячи девушек. Ну, мы уж не требуем у Волдырина воспитательной работы — чего с него взять! А вот за срыв выполнения плана будем бить крепко. Вам известно, как обстоят дела в этом отношении на поле Волдырина?

— Известно, известно! Все мне известно! Но я все же не согласен с вами. Петра Глебовича так же, как и торфяниц, надо воспитывать, а вы глушите оглоблей его так, что руки у него опускаются.

Поблескивая сердитыми глазами, он кивнул головой редактору и быстро вышел.

Шагая по улице, главный инженер уже сожалел, что зашел к Гуманевскому и так долго говорил с ним о Волдырине.