Леди Браунинг представила Вивьен хорошей подруге Кауарда, Клариссе Спенсер-Черчилль, племяннице бывшего премьер-министра, и Вивьен снова охватила непривычная буря чувств. Она всегда восхищалась упрямой энергией Уинстона Черчилля и была одновременно опустошена и взбешена его проигрышем на выборах после войны.
Приятная девушка схожего с Вивьен возраста, Кларисса была поразительно похожа на Грету Гарбо, и ей еще предстояло остепениться в браке. Сейчас ходили слухи о бурном романе с много превосходящим ее годами Энтони Иденом, заместителем руководителя оппозиционной консерваторам Черчилля партии. Кларисса предалась радостным воспоминаниям о том, как во время войны жила на этом же верхнем этаже «Дорчестера» по скидке из-за опасности воздушных рейдов, и печали из-за закрытия в этом месяце литературного журнала «Горизонт», в котором когда-то работала ассистентом редакции.
Вивьен мало говорила в ответ, и ничего – о том, что прошлой осенью посылала в этот журнал свои работы, только чтобы получить вежливый, но твердый отказ от редактора Сирила Коннолли. Но, оглядев комнату и осознав, как все прочие были связаны между собой многочисленными пересекающимися социальными и политическими нитями –
Леди Браунинг старалась включать Вивьен в разговор в тех немногих случаях, когда это было возможно, учитывая все эти разговоры о зимовке на мысе Антиб, сегодняшнее объявление о новых выборах от Клемми (как все они называли нынешнего премьер-министра) и недавнюю смерть американского издателя Джорджа Путнэма, мужа считающейся погибшей Амелии Эрхарт.
Поздно вечером Кларисса Спенсер-Черчилль села за пианино рядом с Ноэлем Кауардом, чтобы спеть – с энтузиазмом, но довольно плохо – его последнее сочинение «Я люблю Америку».
– В честь нашей хозяйки! – радостно объявила Кларисса комнате, и Вивьен могла только впечатляться отсутствием у всех этих женщин каких бы то ни было социальных терзаний. Они говорили что хотели, источая иронию или сарказм, но одновременно со странной искренностью, бодро хватали подносы с напитками и едой и занимали не меньше места в комнате, чем мужчины.
– Бедный Кауард может играть только в трех регистрах, – довольно дружески прошептала леди Браунинг на ухо Вивьен, – а Кларисса не может петь ни в одном из них. Хотя поклонников у нее от этого не убавляется.
– Связь с мистером Иденом – правда? – Вивьен и сама понизила голос для вопроса.
Леди Браунинг кивнула.
– Говорят, это романтическое увлечение – с его стороны – тянется многие годы. Но мне это кажется довольно недобрым уточнением.
– «То, что свет клеймит как романтичность, нередко куда ближе к истине», – процитировала Вивьен.
– «Незнакомка из Уайлдфелл-холла», – ответила леди Браунинг, удивляя Вивьен. – Энн Бронте – позабытая сестра.
– Эмили – моя любимая.
– И моя. Но я всегда болею за страстных. – Леди Браунинг улыбнулась, снова похлопывая Вивьен по левой коленке в понимающей симпатии. Вивьен задумалась, чем именно могла поделиться Эллен Даблдей со своей титулованной подругой: о семье Сент-Винсент или об инциденте с часами на прошлой неделе.
– Я прямо-таки помешана на всей семье Бронте. Мы с дочерью Флавией планируем поездку на север, посмотреть на пасторский дом, – вы должны к нам присоединиться.
Еще одна вещь, которую Вивьен хорошо помнила о времени, проведенном рядом с Сент-Винсентами: как быстро богачи разбрасывались подобными приглашениями безотносительно того, имели их в виду или нет.
Балконные двери были распахнуты свежему ночному воздуху, тогда как гостиная наполнялась сигарным и сигаретным дымом от постоянного потока богатых и оживленных гостей. Вивьен однажды была близка к этой жизни – но близка лишь только для осознания, чего лишилась. Это была глава из прошлого, которое она сознательно пыталась оставить позади. Затейливую социальную взаимозависимость, то, как ценность человека определялась его связями с другими. То, как годами с ней обращались сливки общества – ограниченное принятие, основанное на внешности, спешное умывание рук, когда им это было на пользу, – сделало Вивьен антитезой людям вроде Алека, когда доходило до заведения знакомств с богачами. Одна из причин, почему история с сестрами-американками в магазине так взбудоражила ее, – она не выносила этого предубеждения, наплевательского отношения, бесконечной оценки окружающих.