Девушки из хижины

Не виделась и не разговаривала с ним с тех пор, когда он в последний раз приезжал к нам на ужин. Он тогда перебрал с алкоголем, вел себя как задница, говорил бессвязно и осыпал ругательствами единственных двух людей, которым до него есть дело. А ведь ему почти сорок лет.

За любовно приготовленным ужином из куриной сальтимбокки, белых грибов, ризотто из шампиньонов и охлажденного рислинга я между дел сообщила Дэвису, что мы с Брантом подумываем стать приемными родителями. Дэвис чуть не подавился глотком «Буш-лайта», принесенного с собой, и спросил, с чего я взяла, будто гожусь для чего-то подобного.

Я проигнорировала данный комментарий, списав его на типичное для Дэвиса поведение. Этот человек живет для того, чтобы провоцировать скандалы, и любит наблюдать ответную реакцию. В любой момент он может все испортить. В большинстве случаев мы не реагируем на его вызывающие манеры, но в тот раз Брант не стерпел.

Муж велел ему выйти, отобрал ключи от машины, вызвал такси и сидел с ним на улице, пока Дэвиса не увезли, потому что всегда был настоящим братом и не мог бросить его в трудную минуту.

Момент был сладостный и одновременно очень грустный.

Я оставалась в доме, делала уборку после ужина и тщетно пыталась понять смысл замечания шурина, но потом решила, что это напрасная трата времени, потому что он… Дэвис.

А Дэвис много чего говорит.

Когда шурин наконец уехал и Брант вернулся в дом, я сказала, что не нужно было этого делать. Он остановился и посмотрел на меня, словно собирался сказать что-то важное.

Его рука поднялась.

И упала.

А потом он ушел в свою студию и оставался там до глубокой ночи.

Я не вспоминала про этот случай, и впоследствии мы никогда его не обсуждали. Придавать значение словам пьянчуги? Это казалось бессмысленным и отдавало мазохизмом.

Мой муж склонен прощать и не умеет таить обиду, но Дэвис переступил черту. Он посмеялся над моим стремлением заботиться о ребенке. Даже не знала, что для Бранта подобное недопустимо.

И все-таки. На Дэвиса не похоже так долго не выходить на связь, не просить у Бранта то «денег на бензин», то «сотню до получки». Обычно мы слышали от него подобное не реже раза в месяц. А теперь? Полная тишина в эфире. Уже несколько месяцев.

Опять же, Дэвис мог связаться с Брантом, а тот не упомянул про это. Остается только надеяться, что по уважительным причинам.

Как единственный ребенок в семье, я не могу претендовать на знание всех тонкостей родственных отношений. А в их случае они осложнены отнюдь не безоблачным детством, приемными семьями и прочими вещами, способными разорвать человеческое сердце, если думать о них слишком долго.

Кладу телефон и, грызя ноготь на большом пальце, погружаюсь в довольно долгое раздумье. Наконец прихожу к решению – на этот раз рискованному.

Утром первым делом поеду к Дэвису, с чеком наготове и несколькими вопросами. Я достаточно видела за эти годы и знаю, что за несколько долларов он готов на многое, а если добавить нулей, то это заставит его наябедничать на брата.

Кто знает? Ему, возможно, ни черта не известно.

Но существует шанс, что… он что-то знает.

Глава 19 Рен

То дерево мучает меня со вчерашнего дня. Дерево, под сенью которого покоятся останки папы и Имоджен.

Возможно, это омерзительно, но я должна знать. Я должна доказать себе, что Мама не лгунья. И есть только один способ выяснить это.

Мама всегда говорила, что Имоджен умерла до моего рождения. Несчастный случай, поясняла она, но никогда не вдавалась в подробности, потому что начинала всхлипывать и рыдать всякий раз, когда слишком долго думала об этом.

Не помню отца, хотя он должен был присутствовать на каком-то отрезке моей жизни. Когда родилась Сэйдж, мне уже исполнился годик, и очень странно, что я не могу вспомнить его лицо, как ни стараюсь. Иногда ночами я лежала, прорываясь сквозь туман воспоминаний, словно могла найти его, присмотревшись хорошенько.

Но этого так и не произошло.

Мама говорила, что большинство людей не помнит свое раннее детство, и всегда советовала не расстраиваться, если я не могу представить его лицо или вспомнить, как он напевал песни Вуди Гатри, развлекая нас, пока она убирала на кухне после ужина.

Отец умер в лесу, рассказывала мама, прямо за границей нашего участка. Кто-то выстрелил в него из ружья и бросил умирать. Она так и не узнала, кто и почему. Мама притащила его домой и похоронила рядом со своим первенцем.

Иногда мне кажется, что я помню те дни.

Но порой думаю, что это «ложная память», о которой толковала Мама, образы, созданные моим мозгом под воздействием ее живых рассказов.

Я должна забрать яйца на завтрак, но в это утро делаю крюк к сараю и ищу лопату.

Перебираю садовый инвентарь, нахожу тяпку, лейку, грабли… Лопаты нет.

Должно быть, он спрятал, решил, что мы можем использовать ее в качестве оружия.

Захватив грабли, выхожу из сарая. За спиной хлопает дверь, ударившись о стенку, а я уже бегу к плакучей иве, опускаюсь на колени перед голой клумбой, обложенной булыжниками величиной с мою голову.