Вгоняю ржавые зубья в холодную твердую землю, выковыриваю комья почвы и глины, вынимаю камни. Дело идет туго, но я не желаю останавливаться, хотя ледяной воздух обжигает легкие и приходится делать усилие, чтобы просто вдохнуть.
В конце концов отбрасываю грабли, посчитав их бесполезными, и рою землю голыми руками, как зверь – упорно и яростно.
Все остальное не имеет значения.
Ветер дует в лицо, волосы лезут в глаза, и когда я убираю их предплечьем, на нем остается мокрое пятно. Даже не заметила, что плачу.
– Ты что делаешь?… – От звука мужского голоса у меня подпрыгивает сердце, и я замираю. – Кость прячешь или что-то другое?
Он ухмыляется, и в этот момент я понимаю, что мне ничего не грозит. Чужак не накажет меня за то, что я свернула с дорожки к курятнику.
– Мой отец и сестра, – объясняю я. – Хочу посмотреть, действительно они здесь похоронены или нет.
Щурясь от солнца, смотрю вверх, на него. Он поднимает руку, трет морщинистую щеку.
– Думаешь, мать тебе лгала? – спрашивает чужак.
– Не знаю. Поэтому и копаю. – Я подбираю грабли, приготовившись к тому, что сейчас незнакомец попробует вырвать их у меня из рук.
Не сказав ни слова, он уходит. Я не останавливаю его вопросом и не пытаюсь понять, просто продолжаю копать.
Платье у меня заляпано грязью, ногти покрыты перегноем, и уже через несколько минут я останавливаюсь, чтобы перевести дух и взглянуть на проделанную работу. Закончить ее в одиночку, без подходящих инструментов, шансов мало, но нужно продолжать.
Собрав остаток сил, я снова и снова вгоняю грабли в землю, но вдруг слышу знакомое металлическое позвякивание откуда-то справа.
Из земли торчит наша желтая садовая лопата, и чужак сжимает дюжими руками черенок с резиновым покрытием.
– Я подумал, тебе лучше воспользоваться этим, – говорит он, и его заботливый тон радует меня и смущает. Не знаю, где он ее прятал, но это волнует меня меньше всего.
Поднявшись, стряхиваю землю с ладоней, забираю у него лопату и погружаю ее в ямку, которую уже вырыла.
Раз за разом кидаю землю, сваливая в одну большую кучу. Приходится сделать перерыв, и я сажусь, обхватив голову руками, а лопата падает рядом. Все тело болит, суставы ломит, мышцы стонут.
А потом снова раздается звяканье лопаты о камни.
Меня сменил незнакомец…
Он молча загоняет лопату в грунт, с кряканьем вынимает его и бросает.
Затаив дыхание и не говоря ни слова, я наблюдаю.
И когда он заканчивает, я получаю ответ.
Под плакучей ивой и цветочной клумбой нет никаких костей.
Там ничего, кроме грязи.
Мама лгала…
Мама лгала.
Сэйдж разогревает над огнем остатки вчерашней козлятины, и я молюсь, чтобы нам не стало плохо.
– Не позволишь мне самой позаботиться об этом? – интересуюсь я, просительно улыбаясь. Сэйдж любит готовить, но нужно, чтобы этим занялась я. Это часть моего плана. И единственный способ выбраться отсюда.
– Но мне нравится стряпать, – возражает она.
– Сэйдж, – говорю я себе под нос, – ты не умеешь готовить козье мясо. Дай я этим займусь. Сходи и возьми из погреба банку зеленой фасоли.
Вытирая руки о фартук, она искоса смотрит на меня и спрашивает у чужака, можно ли ей сходить в погреб. Пока они отвлеклись, я опускаю сковородку ближе к огню.
Мне нужен запах горелого мяса.
Мне нужен дым.
Нужна причина открыть окно над раковиной.
Сестра убегает в погреб, чужак роется в своей сумке. В последнее время я пристально слежу за тем, что в ней есть, и время от времени вижу, как он наполняет фляжки и банки холодной водой и укладывает их в сумку. Такой запас необходим для выживания в лесу.
К тому моменту, когда мясо начинает чернеть и съеживаться, возвращается Сэйдж. Перевожу взгляд с сестры на чужака, потом на сковородку. Мгновение спустя мясо уже шипит и потрескивает, и вскоре хижину заволакивает гарью.
– Рен! – Сестра бросается к очагу. – Ты его сожгла!
Ойкнув и всплеснув руками, бегу к кухонному окну, распахиваю створку и поднимаю нижнюю половину. Чужак уже открывает остальные оконца. Сэйдж гонит дым наружу, и пока оба заняты, я пальцем зачерпываю заранее приготовленное козье масло и смазываю окно – маленькая хитрость из книжки «Костлявые ноги», которую читала нам Мама.
Сегодня ночью при открывании рама не будет скрипеть.
– Простите, – говорю я, когда паника стихает. – Не обратила внимания.
Чужак фыркает и качает головой – совсем как Мама, если Иви разбрасывает домино или Сэйдж забывает убрать свои головоломки.
Теперь за мясом надзирает Сэйдж, а я беру банку фасоли и принимаюсь готовить гарнир… Порцию для гостя заправляю отдельно.
Взяв с полки три оловянные тарелки, накладываю холодную фасоль. Над огнем она быстро согреется. Теперь нужно посыпать пищу чужака приготовленной смесью мелатонина и корня валерианы. Я ее так тщательно растерла, что она превратилась в почти незаметную пудру, а с солью и перцем снадобье будет неразличимо на вкус.
Уголком глаза наблюдаю за ними обоими и, убедившись, что никто не видит, приступаю к делу.
Если он поймет, что я сделала… убьет нас обеих. Уверена.