Девушки из хижины

Куском молочно-белого мыла мою руки, вдыхаю приятный аромат лаванды, напоминающий мне о доме.

Не понимаю, как можно жить со всеми этими окнами.

В нашей хижине было четыре оконца, и временами нам казалось, что это даже много. Если нужно больше света, выходи во двор. Окнам радовались только зимой, когда, бывало, в них заглядывало солнце и появлялась надежда, что морозы пошли на убыль.

Этим утром перед завтраком Николетта устроила нам, как она выразилась, «большой тур». По-моему, во всем доме нет ни единой комнаты без окна или «светового люка». Все они чистые, ничем не завешенные. Она сказала, что ей нравится естественный свет, и здесь, в глуши, лес дарует им уединение, а потом спохватилась и добавила: «Или, возможно, иллюзию уединения».

Мы с Сэйдж занимаем свои места за кухонным столом, а Николетта в светлом халате с лиловым принтом хлопочет. Ее густые малиновые волосы собраны в тугой пучок на самой макушке.

Никогда не видела таких гладких и блестящих волос.

Сестра ставит локти на стол, ладонью подпирает подбородок и смотрит, как Николетта готовит нам еду, пользуясь какими-то маленькими приспособлениями и электрическими штуковинами.

Электричество – загадочная вещь.

Жму на выключатель. Зажигается свет.

Давлю на кнопку. Моя еда становится горячей.

Есть даже машина, которая хранит еду холодной или замороженной. Николетта говорит, так продукты сохраняются гораздо дольше. Она может контролировать температуру, не то что в нашем погребе.

– Вам помочь? – нерешительно спрашивает Сэйдж, приподнимаясь.

Николетта замирает с булкой нарезанного хлеба в руке. Хлеб в прозрачной сверкающей пленке, сбоку большими зелеными буквами написано: «100 % цельное зерно».

– Только если хочешь, милая, – говорит Николетта.

– Она хорошо управляется на кухне, – сообщаю я. Хотя не уверена, как сестра управится на такой…

Сэйдж старается совладать с волнением, потом выходит из-за стола и топает через кухню.

– У вас есть лишний фартук? – спрашивает она.

Николетта открывает шкафчик слева от раковины и достает красный клетчатый передник – почти такой же, как у нас дома. Я морщусь, думая, что сейчас Сэйдж растеряет весь свой пыл, но вместо этого она берет фартук и как ни в чем не бывало завязывает на талии.

Мне следовало этого ожидать. Она всегда была шустрой, не то что я.

– Ты раньше видела тостер? – спрашивает Николетта, передвигая по белой столешнице блестящую прямоугольную коробку. Сэйдж качает головой, и Николетта принимается объяснять, как приготовить горячие хрустящие хлебцы.

Через несколько минут завтрак готов, и кухня наполняется ароматами, от которых у меня урчит в животе. Николетта раскладывает еду по чистым белым тарелкам с веточками петрушки на краю. Она говорила, что петрушку есть не обязательно, это для красоты, но я не понимаю, зачем напрасно пропадать отличной зелени. Я, во всяком случае, воспользуюсь ею для свежести дыхания.

– Как вы, девочки, относитесь к поездке в город? – интересуется Николетта, отодвигая тарелку и берясь за кофе. – Мы могли бы купить вам обновки. Есть пара магазинов, которые, думаю, вам понравятся.

Подняв чашку, она изучающе, как всегда, смотрит на нас. Что-то подсказывает мне, что Николетта заинтригована нами не меньше, чем мы ею. Она такая милая, ласковая и пахнет мылом и цветами. А мне кажется, что мы словно сорняки в ее прекрасном саду, только она нас не выпалывает.

Закончив трапезу, спрашиваю:

– Можно?

Николетта делает глоток, поднимает брови.

– Конечно.

Подойдя с тарелкой к раковине, вижу бутылку с синей жидкостью. На ней надпись: «Средство для мытья посуды», рядом лежит желтая губка. Повернув кран, ополаскиваю тарелку, едва не ошпарившись – вода оказалась обжигающе горячей. Задеваю кого-то локтем. Это Николетта, внезапно оказавшаяся рядом. Я вздрагиваю.

– Тебе не нужно этого делать, – говорит она с улыбкой и показывает на серебристую машину, встроенную в ряд шкафчиков. Протянув руку, Николетта открывает дверцу. – Это посудомойка. Кладем грязную посуду сюда, наливаем мыло в этот маленький контейнер, потом нажимаем зеленую кнопку и закрываем дверцу. Через несколько часов… посуда чистая.

Она выдвигает нижнюю секцию и показывает, куда поступают чистые тарелки. У меня еще жжет руку от горячей воды.

Удобства – это замечательно, если умеешь ими пользоваться.

– Мне нужно приготовиться, – говорю я и ухожу.

По пути наверх иду мимо портрета Николетты в платье цвета слоновой кости. Сзади ее обнимает мужчина, одетый в черное с белым. Они стоят щека к щеке и улыбаются. Николетта упоминала, что замужем, что мужа зовут Брант и вскоре мы его увидим – когда будем готовы, – но фотографии с ним не показывала.

Есть в нем что-то знакомое, а что – не пойму. Бросив взгляд в сторону кухни, где болтают и звенят ложками Сэйдж и Николетта, я снова всматриваюсь в лицо Бранта.

Сделав резкий вдох, я задерживаю дыхание, пока в груди не начинает гореть, и тут меня осеняет.

Его глаза…

Они того же цвета морской волны, что у Иви.

Глава 26 Николетта