Девушки из хижины

Должно быть, он хорошо умеет врать. Как Мама. Умеет говорить так убедительно и уверенно, что трудно не поверить его словам.

Но я обещала себе, что попробую наладить с ним отношения. Ради Сэйдж… и ради себя тоже.

– Доброе утро. – Я заставляю себя улыбнуться.

– Доброе утро, Рен. – Лицо Николетты светится улыбкой, она отодвигает стул и встает из-за стола. – Есть хочешь?

– Ник сама готовит превосходные черничные вафли, – говорит Брант. – Ты должна попробовать.

Иду к плите, где Николетта накладывает мне на тарелку вафли, яичницу, посыпанную укропом, и толстый ломоть перченого бекона. Я благодарю ее, наливаю стакан апельсинового сока и сажусь за стол.

– Рен тоже художница, – сообщает Сэйдж. Она смотрит на меня, и Брант приподнимает брови.

– Вот как? А с каким материалом работаешь? – спрашивает он.

– С каким что?

– Что ты используешь для создания своих произведений?

– А, я рисую. Карандаш и бумага, – отвечаю я.

– Она действительно хорошо рисует, – продолжает Сэйдж, откусывая от хрустящего хлебца.

– Можно мне что-нибудь посмотреть? – спрашивает Брант.

Я думаю про рисунок женщины с золотистыми волосами, лежащий наверху, но мне не хочется объяснять, кто это. Еще подумают, что я не в себе и страдаю приступами бреда.

– Рисую кое-что, – говорю я, – но еще не готово.

– Ник показывала тебе мою студию?

Качаю головой. На днях мы проходили мимо, но Николетта сказала, что это единственное место в доме, куда нет доступа, потому что там Брант занимается «редактурой» и ему не понравится, если мы зайдем.

– Тебе нужно посмотреть ее после завтрака, – говорит Брант. – Море естественного света, масса рабочего пространства. Я мог бы выделить тебе уголок, чтобы ты рисовала там, когда захочешь.

Николетта переводит на него взгляд.

– Это было бы чудесно, – искренне отвечаю я. Ценно, что он делится со мной своим рабочим местом. Значит, он пытается… и еще значит, что он, возможно, согласится, чтобы мы остались здесь.

Брант начинает говорить, но его прерывает стук в дверь. Улыбка слетает с его лица, а у Николетты падает из рук зеленое кухонное полотенце. Они обмениваются взглядами и, не говоря ни слова, спешат в холл.

Взглянув в окно над кухонной мойкой, я вижу полицейскую машину, стоящую на подъездной дорожке, – такую же, в какой помощница шерифа Мэй в первый день отвозила нас в больницу.

– Оставайтесь здесь, девочки, – говорит нам Брант, исчезая в соседней комнате.

Сэйдж смотрит на меня темными встревоженными глазами, но я не нахожу слов утешения или поддержки ни для себя, ни для нее.

Усевшись рядом с сестрой на стул, еще хранящий тепло Бранта, я кладу ладонь на ее руку.

Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.

Глава 32 Николетта

Набросив зимнюю куртку, выхожу под навес переднего крыльца навстречу Мэй. Через секунду ко мне присоединяется Брант. Яркое серое небо слепит усталые глаза, но, сощурившись, я фокусирую взгляд на Мэй

Она не улыбается.

– Где девочки? – спрашивает Мэй.

– В доме. – Я киваю за спину. – А что? Что происходит?

– Мы нашли в лесу тело женщины, – сообщает Мэй, и между бровей у нее пролегает глубокая складка. – Соответствует тому описанию, которое девочки дали относительно своей матери. Насколько мы смогли судить, она пролежала там какое-то время.

– О господи. – Я судорожно вдыхаю холодный зимний воздух. Ноги словно примерзают к бетонным ступенькам.

– Опознание тела может травмировать девочек, – говорит Мэй. – Поэтому мы рассчитываем на сравнение ее ДНК с образцами анализов, взятых у сестер в больнице. Лаборатория уделит этой работе первостепенное внимание, но все равно потребуется не менее семидесяти двух часов. А может, и больше.

– Значит, лучше им не говорить, – замечает Брант, упираясь ладонями в узкие бедра.

– Правильно, – соглашается Мэй. – Но мне хотелось предупредить вас, чтобы через несколько дней эта новость не застала вас врасплох вместе с девочками.

Хотя неоспоримых доказательств личности женщины нет, сердце у меня уже обливается кровью за Сэйдж и Рен. Если это та самая женщина, значит, их мать умерла. Если нет, то она до сих пор числится в розыске, и мы не стали ближе к тому, чтобы ее найти.

– А младшая девочка? – спрашиваю я. – Никаких следов?

Помощница качает головой, поправляет шапку.

– Еще ищем. Соседний департамент одолжил нам вертолет, и мы сумели найти хижину, в которой жили девочки. Взяли оттуда несколько вещей, которые можно отправить на анализ ДНК. Ведь неизвестно, возможно, кто-то из них уже есть в базе данных. Зачастую люди именно поэтому и прячутся.

Помощница Мэй лезет в правый нагрудный карман форменной куртки, достает ручку и маленький блокнот на пружинке. Нацарапав номер, протягивает листок.

– Я своего номера не даю, – говорит она. – Никогда. Но вас прошу звонить в любое время дня и ночи, если что-то понадобится.

– Спасибо, – благодарю я, складывая бумажку.

– Первая смена сказала, их вызывали сюда ночью из-за возможного вторжения, – продолжает Мэй, переводя взгляд с меня на Бранта и обратно.

– Ник решила, что видит кого-то, стоящего в конце нашей подъездной дорожки, – вздохнув, объясняет Брант.