Девушки с картины Ренуара

Луи будет хранить это послание до самой смерти, словно амулет или реликвию, имеющую сакральный характер, как и книги Барреса, на большинстве из которых написано сдержанное «Луи Руару от друга Мориса Барреса». Искоренитель модернизма, питающий отвращение к стольким художникам и писателям за их «посредственность», Баррес тоже любит, когда ему выказывают уважение. Луи Руар чтит Барреса, как его отец чтил Коро.

Хотя на бумаге Луи Руар смел, он страдает юношескими комплексами. Он не может избавиться от сомнений в собственном таланте. Он понимает, что ему никогда не стать ни Барресом, ни Жидом или Клоделем, с которым он недавно подружился. Бывает, что в журнале Occident он иногда подписывает свои статьи псевдонимами — 3. Маркас, Пьер Вальбранш или Жорж Дрален. Возможно, Фагус или Рауль Нарси — тоже Луи. Авторы с такими именами на страницах журнала фигурировали, но реальные ли это люди, или псевдонимы Руара, мы не знаем. Вымышленными фамилиями он подписывает не самые ядовитые статьи. Даже под теми, что способны смутить его семью, как, например, статья о японских эстампах, значится Луи Руар. Секретаря редакции Альбера Шапона все это удивляет, и он спрашивает Луи, в чем причина использования псевдонимов в не самых очевидных случаях.

Объяснение, данное Руаром, разрушает образ, в котором он предпочитает являться публике. «Вам кажется, что я не подписываю своим именем статьи, которые пишу для Occident, из страха скомпрометировать себя? Перед кем и с какой целью? К огромному счастью, нет человека свободнее меня. Правда в том, что я сомневаюсь в себе, и мне всегда кажется, что мои свершения недостойны того, что я мог бы сделать. Это вполне естественное чувство», — поясняет Луи. Прекрасно осознавая свои способности, он страдает от жестокого и глубокого чувства собственной неполноценности, сравнивая себя с боготворимыми им художниками. Из-за повышенных требований к себе он равняется на недосягаемых.

Чтобы понять, с какой язвительностью он подходил к выбору авторов для разборов, достаточно процитировать фрагменты из его перепалки с Альбером Шапоном. Последний отправил Луи роман Танкре-да де Визана, полагая, что книга могла бы заинтересовать его и удостоиться критической статьи в журнале. Роман «Письмо избраннице» вышел в 1908 году в престижном издательстве Леона Ванье с титульным листом, оформленным Морисом Дени, и предисловием Барреса. По мнению Шапона, лучшей рекомендации для Луи не сыскать. Луи же, отличаясь непредсказуемым свободомыслием, не клюнул на такую соблазнительную приманку. «Ваш Танкред сел в лужу! Какой он идиот, по-другому не скажешь. Я потерял время, прочитав семьдесят две страницы его бессмысленного романа. Также я исписал ругательствами эту смехотворную книгу, после чего разорвал ее на клочки. В истории не было ничего более глупого и более слабого. К чему этот несчастный написал ее?» — отповедь Луи не требует дополнительных комментариев. «Не думайте, что, называя меня индивидуалистом, вы оскорбляете меня, — пишет Луи Шапону 8 мая 1904 года. — Мне действительно подходит это слово. Еще лучше было назвать меня анархистом».

Непросто жить рядом с таким искренним, страстным, но постоянно взвинченным человеком. Кристина быстро поняла это.

Она с удивлением, со временем сменившимся раздражением, мирится с дурным настроением мужа, его вспышками злобы и припадками отчаяния. Луи очень вспыльчив и выходит из себя по любому поводу: будь то живопись или литература, политика или раздражающие его пустяки из повседневной жизни. Его гнев могут вызвать невовремя сказанное слово, несходство вкусов с кем-либо, слишком горячее жаркое из баранины или разбитая вещь. Он тут же идет на примирение, зная, как добиться прощения. Но его вспышки ярости несовместимы с атмосферой тепла и добра, в которой Кристина жила до замужества. Братья Руар, подобно диким зверям, не в состоянии проявлять такую же нежность, что царила в доме Лероля и Шоссона. Но Луи из четырех братьев самый необузданный, самый неприручаемый. Свой неприятный характер он объясняет тем, что с детства рос без матери. Но в то же время он добродушен, он умеет наслаждаться жизнью. Луи — сибарит и даже более — обольститель. Пылкий, обаятельный, ласковый тогда, когда он того действительно хочет, чувственный… Он останется таким до глубокой старости. Кристина — не единственная жертва этого сердцееда, раздевающего взглядом пышнотелых женщин, попадающихся ему на пути. Поскольку сама она обладает сильным характером, семейные сцены на улице Шанадей не прекращаются. Она страстно любит Барреса, Дега, Коро, Моне и Моризо. Но любви к искусству недостаточно, чтобы укрепить их союз. Ведь Кристина и Луи не соглашаются друг с другом ни в чем, сталкиваясь и споря по малейшему поводу.

Она не позволяет руководить собой. Она протестует, отворачивается, кричит. Атмосфера в доме, такая приятная у Ивонны и Эжена, здесь тяжелеет от угроз и становится невыносимой. Что, впрочем, не мешает Кристине и Луи чуть ли не каждый год производить на свет детей. За тринадцать лет Кристина родила семерых детей: трех мальчиков (Ален, Филипп, Огюстен) и четырех девочек (Мари, Катрин, Элеонора, Изабелла), в среднем по одному ребенку каждые два года.

А Ивонна дала жизнь всего двум сыновьям, Станисласу и Оливье. По мнению семейств Лероль и Руар, этого было недостаточно…

Вспыльчивый и мрачный характер Луи, ежедневно отравляющий жизнь Кристины, станет также причиной инцидента, из-за которого Руар не сможет поучаствовать в увлекательном и перспективном предприятии. В 1908 году Андре Жид вместе с Эженом Монфором создает новый журнал, который будет называть NRF, или Nouvelle Revue Française («Новый французский журнал»). В числе его основателей и редакционной коллегии фигурирует Луи Руар, туда входят многие известнейшие писатели, поэты, публицисты и театральные деятели. Первый номер журнала выходит 15 ноября, в нем напечатан манифест редакции. В издании они планируют предложить читателям «новую точку зрения, которая поможет отличать сегодняшних писателей от вчерашних». Мишель Арно пишет статью о Жанне д’Арк и зеваках, Шарль-Луи Филипп — о болезнях, Жан Шлюмберже — о берегах Стикса… Ни Луи Руар, ни Жид не публиковались в первом номере.

А вскоре среди членов редколлегии разразится скандал, которая приведет к перевороту. Жид встает во главе восставших.

Он всерьез уязвлен комментарием коллеги по журналу Леона Боке к статье одного из друзей, опубликованной в августе в конкурирующем издании La Societe nouvelle под провокационным названием «Идея бессилия у Малларме». Автор статьи, Жан-Марк Бернар, изобличал «прискорбное бесплодие» поэта, насмехался над его «жалобными причитаниями» и находил его поэзию «страшной пустотой, которую тот стремится скрыть под тяжеловесными и пышными прикрасами». Это было сродни святотатству. Жид и его друзья чувствовали себя оскорбленными, ведь Малларме был для них любимым мастером, и память о нем была священна. Многие из них вошли в литературу именно благодаря ему. Было невозможно стерпеть критику, тем более, столь поверхностную, со стороны простого борзописца Бернара, так мало осведомленного о тонкостях творчества. Однако ссора не привела к серьезным последствиям, так как Леон Боке, автор комментария в NRF, видимо, с ведома Монфора, будто бы согласился с автором пасквиля. «Пусть Жан-Марк Бернар готовится к наказанию за свою честность», — заявляет Боке в конце своей неосмотрительной заметки. Впрочем, не исключено, что он подразумевал лишь готовность друзей Малларме отстоять его имя и репутацию.

Жид мгновенно смещает Монфора и в 1909 году выпускает повторный первый номер (или номер 1 бис), отмечающий подлинное рождение NRF. Луи должен был войти в редколлегию вместе с пятью другими партнерами, выбранными Жидом. По его замыслу, новую редакционную команду должны были составить Руар, Копо, Друэн, Геон, Рюитер и Шлюмберже — писатели и критики, регулярно публикующиеся в других журналах.

Луи остается другом Жида, которым он всегда восхищался и чьего признания и поддержки он продолжает добиваться. Именно из-за преданности ему Луи перестает ссориться с Моррасом по поводу его статьи в журнале Occident.

Он уважает узы, так прочно связывающие Жида и его брата Эжена. Луи даже немного завидует. А Жид не раз позволял ему убедиться в собственном доверии и привязанности, даже если, как вспоминает Альбер Шапон, «опасался приступов свободомыслия у Луи Руара, не совсем совпадающих с направленностью его книг и интересами читателей».

Однако Монфор не принадлежит к числу самых близких друзей Луи, он привязан к нему значительно меньше, чем к Митуару. Он не испытывает к Руару особо сильного почтения. Луи разделяет мнение Жида, считающего «никуда не годным» непродолжительное руководство Монфора изданием NRF, и определяет его как человека «со слащавыми ужимками». Но, внезапно круто изменив свое мнение по невыясненным причинам, он принимает сторону основателя журнала Marges. И ссорится с Жидом. По правде говоря, он и сам — не великий поклонник Малларме. Луи слишком молод, чтобы быть так же околдованным им, как его старшие товарищи. Он чрезмерно увлечен критикой, чтобы позволить себе априори восхищаться кем-либо, даже Малларме. Его «Топазы» раздражают Луи так же, как некогда Эрнеста Шоссона. Любитель простоты и строгости в искусстве, Руар предпочитает старых итальянских мастеров и менее вычурную поэзию Бодлера. Спустя некоторое время станет ясно, что его ироничный склад ума вкупе с подчас злым умыслом в этот раз сыграет с ним злую шутку.

Какая муха его укусила? Он посылает Жиду, протестанту, с большой щепетильностью относящемуся к религиозной Реформации, книгу Бальзака о Екатерине Медичи — королеве, виновной в Варфоломеевской ночи. Едва ли Жид простил ему это. Об этом случае он с сухой иронией вспоминает в своем дневнике: «Я крайне признателен Луи Руару за то, что он навязал мне эту книгу. Но прочел ли он ее? Если судить по тому, с каким пугливым и смущенным видом он советовал мне с ней ознакомиться, какими грустными были его взгляд и голос, я понял, что это будет восхваление беззакония; в данном случае — Варфоломеевской ночи. Смертный приговор мне. Я был разочарован».

Отступничество Луи лишает NRF отважного, но опасного полемиста, в стремлении к свободе не жалеющего даже друзей. Так как он сам отказался примкнуть к лагерю Жида, журнал NRF, для которого он мог бы работать, обойдется без него. Луи Руар совершил ошибку. Любой, даже самый безобидный намек на то, что NRF станет престижнейшим французским журналом XX века, будет вызывать у него злобу и отчаяние. Его отношения с Жидом не прервутся, но примут более отстраненный и более агрессивный характер. Об этом неоднократно в дневнике писал сам Жид. «Встретил младшего Руара, он еще больше порыжел и еще больше обуржуазился, чем прежде. (…) Он провожает меня. Наша беседа прерывиста и натянута, как никогда. Это похоже на судорожные уколы шпагой, но без всякой галантности. С самых первых слов, с самого начала он нападает. (…) Он напряжен. Но, как бы то ни было, он мне по-прежнему симпатичен». Что не мешает ему «без всякой иронии и враждебности» написать Луи письмо, свидетельствующее о готовности изрядно раздраженного Жида докопаться до истоков конфликта: