Девушки с палаткой

Усилиями был достигнут желаемый результат – в зазоре мелькнул камыш, и оба отчётливо расслышали, как булькнула рыба. Река! Наконец-то! Они подбежали к воде, затянутой ряской, с громкими воплями: старушка несказанно радовалась, безостановочно проваливаясь в мягкое песочное прибрежное дно – скобы задевали подвернувшуюся на пути растительность, Илья, отбросив кроссовки, погрузился в воду следом за ней, не снимая одежды.

Вода бодрила, смачивала пересохшие губы, омывала царапины – в данный момент она символизировала свободу от дремучего плена.

Отплыв на середину, Олеся увидела вдалеке мыс, от которого они отклонились вправо – довольная улыбка сползла с её лица, девушка вновь ощутила себя в яме, некой червоточине, оставив которую без внимания можно нарваться на более пагубные последствия. Поначалу она колебалась, держась на плаву, – теперь она ясно представляла, где сейчас её машина: переплыви пару-тройку метров вместе с Ильёй, и они умчались бы прочь из этого жуткого места.

Её взгляд задержался на склоне другого берега, взобравшись по которому можно отыскать автомобиль, затем перевёлся на печально известный мыс – в половине расстояния до него, где торчит из воды коряга, должно находиться главное зло – палатка. Дно под ногами не ощущалось – она устала сучить в воде израненными ногами, пора было принимать решение.

Она предложила Илье забрать кроссовки и поплыть по реке – попутное течение было кстати. Пока они переправлялись, мир в их глазах разделился надвое: правая сторона ассоциировалась с возвращением к прежней жизни, левая – с порталом, способным откинуть их куда угодно, возможно обратно в лес, в самую гущу. Последняя секунда принятия окончательного решения далась Олесе с трудом. Резко она свернула к торчащей коряге.

– Блин, я кроссовки утопил… – Слышала она за спиной недовольное ворчание Ильи, когда карабкалась на берег. – Теперь не одеть, пока не просохнут, иначе придётся хлюпать…

За деревьями стояла опустевшая палатка – Илья шокировался, так как до сих пор ничего не знал о её переносе на другое место, точнее не помнил. Как оказалось, он следовал за Олесей чисто доверившись её правильному ходу мыслей – как отсюда выбраться, сам же он видимо настолько устал, скитаясь далеко не первый день, что мозги у него просто плавились. Он шарахнулся назад, как от чумы.

– Я думал, что вы забили на палатке… Думал мы на пути к свободе… Что она здесь делает? Ведь это и есть моя палатка!

– Забыла тебе рассказать, как сёстры перенесли своё барахло, когда запаниковали увидев меня…

– Давайте лучше валить отсюда! И как можно быстрее! – Илья кричал в панике. Неожиданно он наступил на банку с борщом и волнение сразу сошло с его лица. – О! Хавчик! – Он бросился перебирать снизку ключей, которые лежали в застёгнутом кармане его мокрой куртки. Олеся снисходительно наблюдала, как он нервозно пытается вскрыть банку брелоком-открывалкой. – Пока не поем разбирать ничего не буду! – закончил он.

После холодного густого борща он с жадностью уплетал слипшийся брикет консервированной перловки, Олеся в это время довольствовалась родниковой водой из запасов сестёр и съела пару сухарей.

– Я смотрю, вы так мало едите… – сказал он. – Да и от девок осталось много провизии. Думал им еле хватит, а они похоже клевали, как цыплята… Повезло мне с бабами!

Олеся не стала дожидаться, когда он насытится и начала сооружать холм из скомканных газет на кострище, где накануне пылал огонь, разведённый девчонками. Удовлетворённый Илья приступил к разбору палатки. Каждую деталь, что приходилось ему отсоединять, они разглядывали с особой тщательностью. У Ильи начали возникать сомнения:

– Вроде палатка, как палатка, ничего в ней особого… Может мы зря добро уничтожаем?

– Хочешь проверить: в ней дело, или не в ней?

– Не-е! – встрепенулся он. – Лучше зазря спалим, чем опять повторится такое попадалово.

Некоторые части он теперь без сожаления резал ножом: мельчил полотнище нейлона на более мелкие куски. Олеся последовательно отправляла их в огонь. Столб коптящего дыма уходил прямо в небо, по округе распространялась едкая вонь. Для экологии это было уроном, но на кону стояла вероятность более глобальной катастрофы.