Дезертир

— Один раз я сдуру притащила сюда Альфонса. Он хотел писать какую-то пьесу — чуть ли не про вампиров. Хорошо, что у меня была здесь нюхательная соль! Больше подобных опытов я не провожу.

— А какие проводите?

Я подошел ближе. На деревянном, обитом цинком столе лежал старик — худой, желтый, с пальцами, изуродованными ревматизмом.

Доктор Тома вздохнула:

— Все-таки решили мне мешать! Прежде всего я произвожу вскрытие. Естественно, не всех, а тех, кого мне позволяют. На этом кладбище хоронят бедняков — за счет Коммуны, и эти граждане в полном моем распоряжении. А вообще-то я изучаю посмертные изменения. Это работу начал отец… Вы как, еще стоите на ногах?

Она быстро осмотрела мертвеца и вновь накрыла его простыней.

— Ну, здесь ничего интересного… Альфонс, бедняга, хотел набраться впечатлений. Я предложила ему ассистировать при вскрытии…

Она засмеялась, и я пожалел бедного индейца.

— Ладно, посмотрим, что тут…

Белая простыня вновь взлетела вверх. Девочка — лет десяти. Синеватые губы чуть раскрыты, на лице застыла гримаса боли. Я вздохнул. Похоже, мой вздох был услышан.

— Что, уже? Это вам не сказки сочинять об отрубленных головах, разговаривающих в корзине гражданина Сансона! Стойте!

Я замер. Девушка схватила зеркальце, приложила к губам несчастной, затем долго держала руку на запястье.

— Нет… Но что-то тут не так! Она подняла худую ручонку той, что лежала на страшном столе, подержала, затем осторожно опустила.

— Окоченения нет! Франсуа!

Я понял — и шагнул к ней. Юлия закусила губу, несколько мгновений размышляла, затем решительно кивнула:

— На стол! На тот, где батарея! Помогите! Я не колебался. Вдвоем мы подняли несчастную и осторожно перенесли в глубь часовни, уложив на большой деревянный стол, возле которого я заметил многочисленные провода и какие-то стальные предметы, похожие на большие гвозди.

— Вы сможете привести в действие батарею? Вопрос застал меня врасплох. Я покачал головой.

— Ну вас к черту! — Юлия застонала от нетерпения. — Какая от вас польза? Я что здесь, единственный мужчина?

— Сейчас — да, — согласился я. — Поэтому прежде всего сохраняйте спокойствие.

— И это вы мне говорите?!

Яростно блеснув стеклами очков, она направилась к батарее темных стеклянных сосудов и принялась быстро откручивать какие-то краны, подключать провода.

— Не понимаю! — она отступила на шаг, плечо дернулось. — Какого дьявола?!

— Не волнуйтесь, — повторил я. — Сейчас заработает…

Ее рука схватила лежавшие возле стола плоскогубцы, и мне показалась, что ими сейчас запустят прямо мне в голову. Но Юлия ограничилась тем, что топнула ногой и принялась возиться с каким-то хитрым переплетением проводов. Внезапно послышался негромкий низкий гул. Ударила искра — ив воздухе резко запахло озоном.

— А вот теперь действительно надо успокоиться.

Она повернулась ко мне и внезапно улыбнулась:

— Нужно несколько минут… Хотите расскажу, как все началось?

Я кивнул. Юлия оглянулась, взяла толстые резиновые перчатки и принялась неторопливо надевать.

— Отец хотел быть детским врачом. Но однажды — он тогда только начинал учиться в Королевской академии — ему пришлось нанести визит своему дядюшке. Тот был, представьте себе, епископом в Мо. Не бывали? Маленький такой городишко… В тамошнем соборе хранятся мощи святого Адильберта. Дядюшка, естественно, не утерпел и сводил туда моего отца. И представьте себе…

Батарея уже искрила вовсю. В воздухе стоял низкий ровный гул. Юлия быстро оглянулась:

— Уже скоро… Так вот, сей святой при жизни был величайшим грешником. Однако когда наконец упокоился в грехах и его принялись отпевать, то грешник внезапно поднялся во гробе и начал повторять слова литургии. Потом лег во гроб и оставался нетленен еще двадцать дней, пока его не похоронили в крипте собора…

— Беднягу похоронили заживо, — понял я.

— …И причислили к святым. Типичная каталепсия! Отец заинтересовался, ну и… Так что я имею полное право считать святого Адильберта своим покровителем… Ну, пора!

Она осторожно поправила какие-то проводки, затем взяла в руки то, что я принял за гвоздь, — острый стальной штырь, соединенный проводом с одной из лейденских банок. Внезапно я вспомнил то, что совсем недавно видел на сцене. Асклепий, сын Громовержца воскрешает Ипполита. Тогда тоже сверкали молнии…

Юлия поднесла стальное острие к груди той, что неподвижно распростерлась на деревянном столе. Удар! Из стального жала полыхнула белая искра, и в тот же миг тело вздрогнуло, словно марионетка, которую дернули сразу за все веревочки. Спина прогнулась, задрожали руки…

Юлия бросилась к телу, наклонилась…

— Нет… Еще!

Снова удар. Страшная нескладная марионетка, казалось, пытается подняться, встать. Но как только стальное жало оторвалось от груди, тело вновь замерло.

— Но почему? — Юлия поглядела на меня, словно надеясь найти помощь. Я заметил в ее глазах растерянность, даже отчаяние.

— Еще раз, — предложил я.

Она кивнула и вновь взялась за Асклепиев жезл. Удар! Голова девочки мотнулась в сторону, и внезапно синие губы дрогнули…

— Есть!

Юлия наклонилась над телом, затем облегченно вздохнула:

— Сердце… Кажется, получилось!