Дезертиры любви

– Да, жить здесь одиноко, но я к этому привыкла. И потом… – Она помедлила, опустила глаза к пистолету, снова подняла взгляд и теперь смотрела ему в глаза; румянец совсем залил ее лицо, она совсем выпрямилась и упрямо призналась в своем желании: – И потом, не всегда же я буду одна.

Несколько мгновений она стояла так – выпрямившаяся, покрасневшая, глядя ему прямо в глаза. Затем бак наполнился, она закрыла его, отошла от машины и повесила пистолет на колонку. Наклонилась, вытащила губку из ведра, откинула дворники и стала протирать стекло. Он видел, что она с любопытством разглядывала его жену, которая, изучая разложенную на коленях карту, на миг подняла голову, чтобы кивнуть и улыбнуться женщине, и продолжила изучение.

Ему было неприятно стоять рядом, ничего не делая, пока она протирала стекло. В то же время он с удовольствием смотрел на ее работу и на нее. На ней были совсем не джинсы и клетчатая рубашка – и не застиранное голубое платье, а полукомбинезон на бретелях, темно-синий, с логотипом топливной компании, и под ним – белое теннисное поло. Она была плотная, но двигалась легко. В ее движениях была грация, она словно получала удовольствие от силы и легкости своего тела. Бретель комбинезона сползла у нее с плеча, она одним пальцем снова накинула ее; в том и в другом было для него что-то трогательное, словно интимное.

Когда она закончила протирать стекло, взяла у него деньги и пошла к дому за сдачей, он пошел вместе с ней. Они сделали рядом несколько шагов по скрипящему гравию, и она притронулась ладонью к его руке:

– Вам не нужно идти со мной, я вынесу сдачу.

8

И он остался стоять посреди площадки на полпути между своей машиной и ее домом. Она вошла внутрь, и дверь за ней закрылась.

Сколько у меня на то, чтобы решиться? – думал он. Минута? Две? Сколько ей нужно, чтобы набрать сдачу? Насколько она привержена порядку? Есть у нее касса с разложенными купюрами и монетами, из которой ей нужно только взять там пару монет, а тут пару купюр? Будет ли она спешить, или она знает, что я рад подождать лишнюю минуту, и еще одну, и еще?

Он посмотрел на землю перед собой и увидел, что от тумана гравий стал влажным. Носком туфли он перевернул один камешек, он хотел посмотреть, влажный ли камешек и снизу, да, и снизу. Он учил своих сотрудников, что размышление и решение – разные стороны медали, из размышления не обязано вытекать не то что правильное решение, но вообще – никакое, напротив, размышление может так осложнить и затруднить решение, что парализует его. Он любил повторять, что размышление требует времени, а решение – смелости, и он знал, что сейчас ему не хватает не времени для размышления, а смелости для решения. И еще он знал, что решения, которые ты не принял, жизнь так же поставит тебе в счет, как и те, которые ты принял. Не приняв решения остаться здесь, он поедет дальше, даже если и не примет решение ехать дальше. Остаться здесь… и что я должен ей сказать? Я что, должен спросить, могу ли я здесь остаться? И что она должна будет ответить? Разве не должна она будет сказать «нет», даже если бы ей хотелось сказать «да», потому что должна будет отклонить ту ответственность, которую возложит на нее мой вопрос? Когда она снова выйдет из этой двери, машина уже должна была бы уехать, а я должен был бы стоять здесь с моим чемоданом и сумкой. А если она не хочет, чтобы я здесь был? Или если даже она сейчас и хочет, чтобы я здесь был, а потом не захочет? Или если я потом не захочу оставаться? Нет, так это не может быть. Если мы хотим этого сейчас, то мы хотим этого навсегда.

Он пошел к машине. Он хотел сказать жене, что они ошиблись, что они не могут восстановить их брак, даже если бы очень этого желали. Что в эти последние недели в его радости всегда было что-то грустное и что он не хочет жить дальше с этой грустью. Что он понимает, что сошел с ума, поставив все на эту женщину, которой не знает и которая не знает его. Но что он предпочтет стать сумасшедшим, чем оставаться разумным и грустить.

Он сделал еще несколько шагов к машине, и жена подняла голову. Она посмотрела на него, наклонилась через сиденье водителя, опустила стекло и что-то прокричала ему. Он не разобрал что. Она повторила: она нашла на карте большие дюны. За завтраком они вспоминали виденные когда-то картины, изображавшие большие дюны, и искали их на карте, но тщетно. И вот она их нашла. Это недалеко, и они успеют еще до вечера. Она сияла.

Как его удивляла и трогала ее способность радоваться всяким мелочам! И эта доверчивость, с которой она делилась своей радостью! Это была какая-то детская доверчивость, полная ожидания, что и другой обрадуется чему-то доброму и ответит добром. Много лет он не видел свою жену такой, эта доверчивость вернулась только в последние недели.

Он видел ее радость. Эта радость летела к нему и окутывала его. Он готов? Они могут ехать?

Он кивнул, ускорил шаг, словно собирался бежать, сел в машину и включил мотор. С площадки он выехал не оглядываясь.

9