Дежавю

Это место мне давно уже не дом. Не здесь я бы хотела быть сейчас! С удовольствием отметила, как мама поджала свои безупречно накрашенные губы. Да, мне стыдно упрекать родителей их счастьем. Раньше мне бы такого и в голову не пришло. Вот только не дает мне покоя мысль, что это не единственная причина моей сюда ссылки. Я бы и с бабушкой пожить могла, ей общение со мной лишь в радость. И школу обратно менять бы не пришлось. Несмотря на то, что друзей, в уже бывшем классе я так и не приобрела, мне там было вполне комфортно. И к учителям привыкла, как родные все. Но все эти аргументы разбиваются об один неоспоримый для родителей факт – там живёт Кирилл, «Подлый искуситель и растлитель богатеньких дурочек». Конечно же, мне хочется вернуть прежнее доверие, на котором строились мои с семьей отношения. Однако обида, ядовитым побегом, обвивала меня изнутри. Пропитывала ядом мои мысли и слова. Разве можно это как-то исправить? Если бы…

Скрипя зубами, разулась. Когда поднимаясь с удобного пуфа, больно ударилась плечом об стальную ручку Ромкиной дорожной сумки.

– Как же ты бесишь! – моё раздражение набирало обороты. – Твоя дверь напротив.

– Он у нас погостит до девятого числа, – папа был готов испепелить меня взглядом, – Тебе бы стоило поучиться хорошим манерам!

– Прости, – сухо пробубнила я.

– Всё нормально, тебе нужно отдохнуть, – глаза Громова светились добродушием, при этом он, без зазрения совести, незаметно показывал мне средний палец, – Мы, кстати, снова будем учиться в одном классе, – подмигнул.

Мама с умилением вздохнула. Значит этот обеспеченный, эгоистичный лицемер, подходящая для меня компания, а искрений и добрый Кирилл – нет?! Хотелось взвыть от этой несправедливости. Я с чувством пнула его багаж.

– Я позабочусь, чтоб ты быстро освоилась в классе! – с энтузиазмом прокричал мне в след этот гад.

Вот его то «забота» меня в первую очередь и пугает. Господи, за что?

В моей большой, светлой спальне всё осталось нетронутым: широкая кровать, накрытая клетчатым пледом в лавандовых тонах, мягкий ковёр с длинным ворсом, строгая мебель из белого дерева. Перед большим зеркалом, на туалетном столике стояла моя шкатулка для украшений. В ней обнаружилась моя старая коллекция крошечных пони, самое ценное сокровище детства. То единственное, что удалось спасти от беспощадного в своём желании ломать Громова. Подумав, пристроила рядом стеклянный шар, подаренный им же. Поначалу мелькнула мысль просто разбить его о голову хозяина (я даже позволила себе немного помечтать на эту тему). Однако, несмотря на свою неприязнь к парню, избавиться от шара рука так и не поднялась. Глядя на эту милую вещицу, в груди щемит от воспоминания о его одиночестве. Прискорбно, но отныне мы в этом схожи.

– Настя, ужин уже готов, – мама сделала пару неуверенных шагов в мою сторону, – Посиди с нами, не упрямься.

– Спасибо, я не голодна, – сидеть с Громовым за одним столом, в мои планы не входило, хватит с меня стычек с ним, – Наверное, лягу пораньше.

– Хорошо, отдыхай – уже у двери она обернулась – Так для тебя будет лучше. Ты когда-нибудь поймёшь.

Очень сомневаюсь, но обсуждать с ней это, я больше не намеренна – мы в любом случае друг друга не услышим.

Сон долго не шёл, меня душили слёзы. Ещё вчера мы с Кириллом любовались снегопадом. Если закрыть глаза, я чётко вижу его мальчишескую прощальную улыбку. Как суметь не растерять со временем детали этого дорогого мне образа?

***

Всю следующую неделю я почти не выходила из комнаты. К счастью никто особо не лез ко мне в душу. Даже ненавистный Громов бродил задумчивый и почти меня не доставал. Девятого числа из Парижа вернулся его отец с молодой супругой. Они привезли оттуда кучу сувениров и подарков. В честь своего приезда, они пригласили нас в ресторан. Было сложно сохранять радужную мину, в то время как хотелось зарыться под одеялом, спрятавшись от всего мира. Роме тоже было не по себе, Игорь Сергеевич, свою отцовскую любовь, обозначил мимолётным взглядом и похлопыванием по плечу. После, всё его внимание вернулось к супруге – белокурой, хрупкой Ольге.

Мои же мысли продолжали вращаться вокруг далёкого теперь Кирилла. Время шло, а боль не отступала. Каждый новый день – как маленькая смерть, словно пытка сожалениями и неизвестностью. А ночами, когда удавалось уснуть, его жизнерадостный образ был повсюду, я жила этими мгновениями, но не могла удержать. Они подобно песчинкам, просыпались с рассветом сквозь пальцы. У меня даже его номера не было. Хотя телефон, скорее всего, давно отключен за неуплату. Я бы могла писать ему письма, но не стану. Томиться ожиданием ответа, пытаться вдохнуть его неуловимый запах, представлять, как его пальцы касались бумаги… мучительная и изощренная пытка. Я боялась превысить порог своей душевной боли и попросту сойти с ума от безысходности. Нет, я должна продержаться эти три года в здравом уме, тогда уж никто не помешает мне вернуться. Ну а пока, пусть тихо тлеет грусть, она не даст забыть, какими красками написана моя первая любовь.