Дежурные по стране

…Не забыл я про тебя, Лёня, не забыл. Тебе легче всех, между прочим. С элитой работаешь, в молодёжном парламенте тебе ничего серьёзного не угрожает. От ленивых остолопов, которые в нём заседают, не дождёшься ни вреда, ни пользы, как от балласта. Вообще-то зря я балласт унизил. От него хоть какой-то толк есть; его можно сбросить с воздушного шара за борт, чтобы тем самым облегчить массу падающего корабля. Молодых парламентариев вниз не скинешь. Они зубами вцепились в свои кресла, как будто их этому наверху кто-то уже научил. Впрочем, если Лёня и скинет их с воздушного шара, то корзина от этого легче не станет, никому от этого легче не станет. Что он будет с этими ребятами делать — ума не приложу. Ему остаётся только весело падать вместе с ними, ведь потребительская корзина, в которой они сидят, уже и так пустая. Народ с пробитого шара они уже сбросили. Что у них осталось? Литр молока, булка хлеба, полтора яблока, сто грамм ливерной колбасы и они сами, конечно. Скинут продукты — умрут с голоду, не скинут — всё равно разобьются. Им по всему уже недолго жить осталось. Пусть пока точат лясы, как спасти воздушный шар, пока не заточат их до такой степени, чтобы уже не пользоваться ножом при дележе продуктов, оставшихся в потребительской корзине падающего вниз корабля. Эх, и повеселится Лёня. Ему нечего терять. Перед тем, как упасть, он дополнительно пропесочит молодых парламентариев, чтобы эти пустопорожние мешки с песком засыпали весь гололёд на земле. Только бы он постарался, только бы грамотно разбился, только бы кому-нибудь на голову не упал. Я уверен, что внизу ещё есть живые. Это в корзине, это наверху живым не пахнет, а внизу — всё в относительном порядке. Народ у нас крепкий таки до обидного. Его вываливают за борт, сбрасывают со счетов, а ему всё ни по чём. Другие на его месте уже бы давно перемёрли хотя бы в знак протеста. Но нет. Наш народ в знак протеста может только жить. Боже, я свихнулся, наверное. В любом случае мне больше всех не повезло. Я самый несчастный в мире человек.

— Здорово, Яшка. О чём задумался? Я уже тридцать минут тут нахожусь, а ты меня не замечаешь.

— Лёшка? — удивился больной и присел на кровати.

— Собственной персоной.

— Лицо у тебя какое-то странное.

— Не бери в голову. У тебя — фиолетовое, у меня — странное. У всех разные лица.

— Ты осунулся с момента нашей последней встречи.

— Лучше осунуться, чем осучиться. Я сегодня просто не выспался. Не шёл сон, Яха, — вот хоть убей. Думаю, дай-ка я в лес сгоняю, костерок разведу, за жизнь на свежем воздухе подумаю. Знаешь, прямо до смерти захотелось пошептаться с берёзками. Пацаны из «РНЕ» с понятием оказались, сразу согласились подвезти. Видят же, что человек при любом раскладе до утра не дотянет, если его немедленно до леса не подбросить. Скорым поездом, скорой помощью долетели мы до рощи. У меня даже ощущение сложилось, что они сами погибнут, если я скончаюсь у них на руках. Вот такие сердечные люди, а мы про них — фашисты, фашисты.

Левандовский улыбнулся и стал доставать из пакета фрукты. Магуров отшатнулся от протянутого ему мандарина, увидев, что на руке Алексея не достаёт безымянного пальца.

— Брат, что у тебя с пальцем?

— Ничего страшного, — спокойно сказал Левандовский. — Я его нечаянно отрубил, когда дрова для костра заготавливал. И вообще чё ты ко мне прикопался? То лицо ему моё не нравится, то отсутствием пальца я ему не угодил. Спроси лучше, как у меня со скинами.

— Как у тебя со скинами? — задал вопрос Магуров, не сводя глаз с обрубка.

— А чё скины? Я им: «Ребята, давайте жить дружно, как Леопольд учил. Кот плохого не посоветует».

— А они?

— А чё они? «Кто грызунов наказывать будет?», — говорят. А я им в ответ: «Бог накажет. Он шельму метит».

— А они тебе чё?

— А они мне: «Так, может, Ему помочь? Не всесильный же Он, в конце концов». А я им: «В том-то и дело, что всесильный, но и не без своих слабостей, конечно. Господь сказал, что можете творить добро, сколько вам будет угодно, грести достойные поступки экскаваторами. Зная несовершенную природу человека, Бог разрешил даже ненасытность в проявлении любви к людям. Мало вам любви к маме и папе — любите соседа. Не хватает соседа — переключайтесь на аборигена из Папуа — Новой Гвинеи. Хоть всю Океанию жадно обожайте. Бог с вами — воруйте, зелёный свет вам даю. Бессовестно крадите возможность совершения добра у менее расторопных людей. Развязываю вам руки даже на убийство. Вешайте на осине собственную жадность, посылайте на гильотину зависть, распинайте на кресте гордыню, морите голодом чревоугодие, отправляйте в каторжные рудники праздность, забивайте до смерти злость, с особым цинизмом насилуйте и умерщвляйте похоть и так далее до бесконечности. Знаете, что вам за всё это светит? Пожизненный срок в раю без права переписки… А месть и расправу над злом оставьте Мне. Это Моя вотчина».

— А нацисты чё?

— Сошлись на том, что свободы им насыпали с горкой… А как у тебя в Шанхае?