Ди-Джей

И вот как-то сразу после этих слов Диме поплохело. Вся героическая храбрость мигом улетучилась. Он даже не представил, а полноценно осознал на каком-то запредельном животном уровне всю мощь и фундаментальность этого существа, не уступающего, а превосходящего своей мощью и грандиозностью целую планету.

Ангел в один миг для него стал настолько великим даже по астрономическим рамкам, что, осознав своё ничтожество — оторопел, перестав дышать. Это понимание вливалось в сознание лавиной колоссальной энергии, разлитой в околоземном космосе и способной в одно мгновение его огромную по человеческим меркам родную планету Земля стереть в космическую пыль, попросту аннигилируя.

— Теперь понятно? — леденящим душу голосом поинтересовался ангел, не меняя на лике хищную улыбку, — тогда у меня для тебя сюрприз.

С этими словами потусторонняя сущность стала медленно исчезать, сначала постепенно превратившись в прозрачную оболочку, словно состоящую из кристально чистой воды. А затем и вовсе растворилась, оставив в воздухе одну улыбку, пародируя Чеширского кота. Только, в отличие от последнего, у этой и зубы исчезли, повиснув в воздухе лишь призрачными губами, которые через несколько секунд изобразили чмокающий поцелуй и с лёгким хлопком рассыпались в водяную пыль.

— Не хрена себе цирк, — прошептал молодой человек, утирая лицо, взмокшее от неожиданно выступившего пота.

Последнее осознание божественного могущества Суккубы не отпускало. Ноги руки тряслись. Дима неожиданно понял, что он больше никогда не сможет смотреть на Джей, как прежде, панибратски и чуть ли не на уровне «подруги дней моих суровых».

Нет, он знал, что она может всё. Но даже её образ в сером ничто в виде ангела в латексе с чёрными крыльями не внушал того ошеломляющего раболепия, которое сковало его сейчас. Грандиозность её сути, прописанное в глубине подсознания, поразило до реакции шока.

Дима так был занят своим осознанием нечто великого, что не сразу услышал за спиной шелестящие шаги по песку. А когда, наконец, до него дошло, что кто-то приближается сзади, то рефлекторно резко обернулся. Но было уже поздно что-либо предпринимать.

Поэтому единственное, что добавил к своему образу, до сих пор не отошедшему от эмоционального потрясения, так это то, что машинально прикрыл причиндалы ладошками, зачем-то ещё при этом сжав колени и чуть присев, будто это помогало спрятать висевшее ещё надёжнее. Вид у него был настолько жалкий, что даже крокодил бы слезу пустил от жалости, а не от блаженства поедания.

Перед ним, всего в шагах пяти, стояло безмолвное изваяние молодой, умопомрачительно красивой брюнетки с точёным аристократическим лицом. Вынырнувшая, как чёрт из табакерки, дева была облачена в чёрные, несвойственные цвета для местных одеяний, в достаточной степени облегающих идеально соразмерную и явно спортивную фигуру. Блестящие, цвета вороньего крыла волосы, свободно спадали на спину, доходя до неестественно узкой талии, а не красовались в виде сконструированной на голове пирамиды. Дима сразу узнал снежную королеву своего гарема.

Неожиданность её появления сначала сконфузило молодого человека, которому почему-то в первую очередь вспомнилась начальница соседнего отдела Мария Геннадьевна из его реального мира. Но он быстро взял себя в руки и принялся отыгрывать роль плебея-размазню, вспомнив, что эту феминистку поиметь не получится. Это она при правильном раскладе будет его пользовать, как захочет, когда захочет и сколько захочет.

Он ещё больше сжался и лихорадочно, якобы находясь в полной растерянности, принялся искать свою одежду, прекрасно понимая, что не найдёт. Тем не менее, настойчиво делал вид, мол, вот тут только что была, но куда делась — не знаю.

— Ты кто такой? — грозно и пренебрежительно вопросила спесивая гордячка, сразу занимая главенствующую позицию и безапелляционно ставя собеседника на уровень песка под ногами.

Дима: — О, так она меня не узнала? Ну да, я же в таком виде меж шатров не бегал. А может, она за мной из своего укрытия даже не подглядывала? Скорее всего. Даже наверняка. С чего это ей, такой мужененавистнице подглядывать за всякими ничтожествами.

Пока голый Глава Рода всё это проговаривал самому себе, он, естественно, молчал, оставаясь в растерянности. Молчала и женщина-статуя, ожидая ответа, но, не дождавшись, угрожающе двинулась на непонятно как здесь оказавшиеся чужеродные помои, продолжая на ходу допрос с пристрастием:

— Я тебя спрашиваю, — повысила она слегка голос, добавляя в тон угрозу, — что ты тут делаешь?

— Куп-паюсь, — заикаясь, промямлил стыдливый и с виду напуганный юноша, на всякий случай пятясь к воде.

— Стой, где стоишь, — рявкнула красавица, при этом буквально испепеляя слизняка взглядом и вскидывая руку ладонью вперёд.

— Стою, госпожа, — превращаясь в саму забитость и покорность, пролепетал Дима, почему-то ожидая, что сейчас из её руки выскочит молния или ещё какое-нибудь колдовство.