Читаем Дядя Фёдор, пёс и кот полностью

Получился галчонок диво как хорош. Ни в одном птичьем учебнике такой красивой птицы не встречалось. Дядя Фёдор был очень доволен.

Хватайка тоже был доволен. Он целых четыре квадратика краски по разным посудинам распихал.

Особенно суп хороший получился гороховый. Он туда синюю краску сунул.

Шарик говорит:

– Если, Матроскин, тебя так раскрасить да на Гаврюшу посадить, отличный клоунский кот получится.

– А если тебя так раскрасить, – говорит Матроскин, – отличная реклама выйдет: «Я у мамы дурочка».

– Почему дурочка? – спрашивает Шарик. – Может быть, «Я у мамы дурачок»?

– Дурачок ты у мамы и без раскрашивания, – объяснил ему Матроскин.

К этому времени из города приехал запасной телефонист Косолапченко телефон устанавливать, и с ним ученик Савельев.

Они с опаской смотрели на тётю Тамару и на бычка Гаврюшу. А ученик Савельев всё посматривал ещё – что бы утащить. Он хоть был ученик, но лет ему уже было много. Возраст у него был ближе к пенсии, чем к стипендии. Глубоко за пятьдесят ему было.

Пока запойный Косолапченко провода от почты по деревьям тащил, ученик Савельев всё телефонный аппарат протирал. Хорошо протёр. И всё глазами зыркал.

Смотрит: сидит на подоконнике невиданной красоты иноземная птица. Клюв золотой, лапы серебряные, вся цветная. И так красиво не по-нашему крякает: кар да кар!

«Вот это да! – подумал ученик Савельев. – Да за такую птицу на нашем колхозном рынке можно сразу тысячу рублей получить».

Он к Хватайке подошёл и спрашивает:

– Ты кто?

Хватайка молчит. Савельев опять спрашивает:

– Ты кто, удод или павлин?

Хватайка отвечает:

– Сам ты удод!

– Чего? Чего? – обиделся Савельев. – Это я удод?

– Ага, – говорит Хватайка. – И павлин!

– А ты говорилка глупая! – кричит Савельев.

– Сам ты гаврилка глупая! – кричит Хватайка.

Савельев обиделся. Когда все отвернулись, он Хватайку схватил и в сумку с инструментами запихнул.

Папе с мамой и тёте Тамаре было не до Хватайки. Они никак не могли понять, почему у них индийский чай стал фиолетовым. А суп гороховый – синим.

– Может быть, ты, Римма, много перца положила? – спрашивает тётя Тамара.

– Я перца вообще не клала, – отвечает мама.

– Может быть, это кастрюля такая синяя?

– Да нет, – возражает мама. – Кастрюля как кастрюля. Обыкновенная. Я в ней всегда варю.

– Значит, долго варили, – сказал папа.

– Почему это ты так решил? – спросили обе женщины.

– Не зря же в поваренной книге сказано: «Засыпать горох и варить до посинения».

Тут телефонный мастер Косолапченко телефон включил.

И он сразу звонить начал:

– Пригласите для разговора кандидата в Думу Ломовую-Бамбино Т. С.

– Товарищ Ломовая-Бамбино у аппарата.

– Товарищ Ломовая, в сельском клубе села Троицкое состоится регистрация кандидатов в городскую думу. Вам необходимо срочно явиться.

– Очень хорошо. Когда состоится регистрация?

– Завтра в четырнадцать часов.

– Спасибо. Я обязательно явлюсь, – сказала тётя Тамара.

Но телефон не успокоился, снова зазвонил:

– Товарища полковника Ломовую пригласите для разговора.

– Товарищ полковник слушает.

– Товарищ полковник, к вам направляется делегация военных пенсионеров-охотников. У них есть лицензия на отстрел кабана и лося. Просим принять делегацию.

– Ваша телефонограмма понята. Делегация будет принята.

Матроскин за голову схватился. Он говорит Шарику:

– Нам только военных пенсионеров не хватало! И так никакого житья нет.

– А что? – отвечает Шарик. – Они этому кабану покажут как следует. Мимо оврага пройти невозможно. Как ни пойду я с фоторужьём в поля, так он за мной со своими клыками бежит. Два раза меня на телеграфный столб загонял.

– Конечно, они ему покажут, – говорит Матроскин. – Застрелят его к чёртовой матери.

– Как застрелят? Как так застрелят? – поразился Шарик. – Кто ж им позволит?

– А никто. Ты же слышал – у них лицензия есть.

– Они и в лося стрелять будут?

– И в лося. На то они и охотники.

Шарик сразу закручинился и решил придумать какие-нибудь специальные противоохотничьи меры.

Телефонисты попрощались и стали уходить.

– Вы ничего не забыли? – спрашивает тётя Тамара. – Инструменты какие-нибудь.

– Не беспокойтесь, мамашенька, – подхалимски отвечает ученик Савельев, – у нас всё здесь. – И по сумке с инструментами постучал.

Хватайка из сумки кричит:

– Кто там? Кто там? Кто там?

– Да, кто это у вас там? – спрашивает тётя Тамара.

Савельев так испуганно отвечает:

– Никого, мамашенька, у нас там нет. Кто же это может быть у нас там? Кто там?

А из сумки слышится:

– Это я – почтальон Печкин. Принёс журнал «Мурзилка».

Ученик Савельев забормотал:

– Это радионаводки. Это обман зрения. Это обман слуха.

А галчонок из сумки вопит:

– Сам ты – обман зрения! Сам ты – обман слуха!

Тут Шарик как психически закричит:

– Ага, воришка! Хватайку хотел украсть! Застрелю! – И своё фоторужьё схватил.

Как телефонисты испугаются, как побегут!

Тамара Семёновна как скажет:

– Стой! Фотографировать будем!

От этого окрика они ещё больше испугались и ещё шибче побежали. Они быстрее, чем телеграмма, в районный город сами себя доставили.

Перейти на страницу:

Все книги серии Простоквашино

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза