Дядя самых честных правил

— Школы? — “лепрекон” несколько раз моргнул. — Ничего не думаю. Если надо — могу поразмыслить, посчитать. Только зачем?

— Для начала учить детей и взрослых грамоте, счёту.

— Крепостных? — старичок управляющий поморщился. — Только зря средства переводить. Какой толк с учёбы? Вот знает орк буквы, читать по слогам может. Только ему всё равно в поле идти пахать, сеять, барщину отрабатывать. Ещё прочитает что из европейского вольнодумства да за вилы возьмётся, бунтовать начнёт. Нет, Константин Платонович, воля ваша, но, на мой взгляд, всё это Просвещение во вред идёт.

— Не любите, значит, Просвещение?

— Скажем так, — Лаврентий Павлович снял с жаровни кофейник и разлил напиток в две чашечки, — не вижу в нём смысла. Только умы смущать да отвлекать от работы. Кто пахать будет, если все за книги усядутся? Нельзя заведённый порядок нарушать. Читать и думать дворяне есть, а крепостным, тем более оркам, незачем.

Я сделал глоток кофия и прищурился, рассматривая управляющего.

— Лаврентий Павлович, а ведь вы меня обманули.

— Я?!

— Дядя мне сказал, что вы цверг, а не лепрекон.

— Помилуйте, Василий Фёдорович пошутил. Вот, посмотрите. Видите?

Он повернул голову и рукой убрал волосы, демонстрируя острое ухо.

— У цвергов уши круглые, как у людей.

— Да, с этим не поспоришь, — я улыбнулся ему, — но и под лепрекона вы не подходите. Я заглянул в определитель рас магистра Бертильона…

Управляющий побледнел, а на лбу выступили капли пота. Он нервно облизал губы.

— Константин Платонович, я…

— Вы, Лаврентий Павлович, тролль.

— Нет! Матушка моя действительно была… Ммм… А папенька цверг. Так что…

— Ой, Лаврентий Павлович, вы сами прекрасно знаете, как судят в Европе. До третьего колена есть родня — значит, тролль.

Он обмяк в кресле, расплывшись как кисель.

— Я ведь никогда, ни разу… В чём нас обвиняют. Ну какие младенцы? Зачем мне их воровать? Суеверия тёмного народа. Тащить на костёр только за кровь в жилах — дикость и варварство.

— Вот именно, дорогой мой Лаврентий Павлович, вот именно. Суеверия тёмного народа, лучше и не скажешь. Но вы же сами говорите — образовывать крестьян незачем.

Лже-лепрекон закашлялся.

— С такой точки я не рассматривал вопрос. Константин Платонович, вы же…

— Лаврентий Павлович, успокойтесь. Вы мой управляющий и им останетесь. Лично мне нет никакого дела, кто вы по крови. Ваши тайны — это ваши тайны.

Он слабо улыбнулся.

— Спасибо, Константин Платонович. Можете не сомневаться в моей верности.

Чуть дрожащей рукой он взял чашку и сделал шумный глоток.

— Вы поразительный человек, похлеще, чем Василий Фёдорович. У вас неожиданные аргументы и очень действенные. Я просчитаю смету на школу и принесу вам в ближайшие дни.

— Вот и чудненько. Спасибо за кофий, Лаврентий Павлович.

Я кивнул ему и пошёл обратно в усадьбу. Честно говоря, я не собирался пугать ушастого. Но это его “орков учить не надо” очень сильно меня разозлило. Я ведь тоже орк, если копнуть. Ничего, я этого тролля ещё припрягу математику детям преподавать, чтобы не задавался.

* * *

На следующий день Добрятниковы приехали прямо с утра, я даже позавтракать не успел. Александра так быстро по мне соскучилась? Или это Ксюшка в гости рвалась? В доме сразу стало шумно от беготни этой маленькой егозы. Вот же ж неугомонный ребёнок! С другой стороны, с ней гораздо веселее. И Настасья Филипповна радуется, будто это её внучка приехала.

Я не стал торопиться говорить с Добрятниковым-старшим и пригласил их пить чай. Были у меня некоторые сомнения, стоит ли ему рассказывать про находку в Кудрино. Бывают ли бывшие масоны?

— Дядя Костя, — Ксюшка слопала очередной бублик и потянулась за следующим, — а вы научите Анну-Марию ещё чему-нибудь?

Кукла сидела у неё на коленях, чинно сложа руки. Услышав, что назвали её имя, матерчатая принцесса улыбнулась и подмигнула мне.

Быть этого не может! Того количества эфира, что я вложил в куклу, хватило бы на день, не больше. Тем не менее она всё ещё была “заряженной”. Интересное дело, кто её подпитывал? Отец, чтобы развлечь дочку? А откуда он знает, как работать со Знаками? Всё страньше и страньше, однако.

— Если принцесса Анна-Мария готова дать мне аудиенцию, я попробую что-нибудь сделать. После того, как поговорю с твоим папой.

Ксюшка зажмурилась от удовольствия и кивнула.

— Пётр Петрович, — я решился рассказать ему, а там посмотрим, — уделите мне десять минут?

— С удовольствием. С вами, Константин Платонович, поговорить всегда полезно.

Мы оставили рыжих девчонок пить чай, а сами поднялись ко мне в кабинет.

— Что-то не так с Александрой?

Добрятников говорил вроде спокойно, но в голосе чувствовалось беспокойство.

— Нет-нет, не волнуйтесь, — я поднял руку, — с ней всё хорошо. Я хотел задать несколько вопросов о масонах.

— Константин Платонович, вы знаете, — Добрятников подошёл к окну, — вы мне симпатичны, даже больше. Вы взяли в ученицы Александру, за что я вам крайне признателен. Но есть вещи, о которых я не вправе говорить. Я хоть и покинул Ложу, но всё ещё остаюсь в Братстве вольных каменщиков.