Дядя самых честных правил 4

— Уничтожать знания — великий грех, — хмуро заявил Сен-Жермен, глядя мне в глаза.

Я ощутил, как меня касается мягкая ментальная волна, обволакивающая и сонная.

— Граф, вы нарушаете наши договорённости.

Киж потянул из ножен палаш, а я выставил эфирный щит.

— Делайте, как решили, — Сен-Жермен дёрнул щекой, и ментальное давление исчезло.

Я кивнул, бросил бумаги в камин и поджёг огненным всполохом. И пока все листы не сгорели, стоял рядом. Нет уж, никаких больше экспериментов на людях! Граф кривил губы, морщил нос, но больше не возражал.

— Всё, уходим. Дело сделано.

Усадьбу мы покинули без приключений и уже под утро вернулись в село, где нас ждали экипажи. За всё время пути Сен-Жермен не перекинулся со мной ни словом. И только прощаясь, он пожал мне руку и заявил:

— Книги по алхимии я вышлю, как и обещал.

— Благодарю, граф. Надеюсь, мы расстаёмся с вами не врагами.

Он рассмеялся.

— Сударь, вы слишком молоды, чтобы быть моим врагом. Вот лет через сто, сто пятьдесят можно будет посмотреть. Да и то, такие редкие Таланты должны дружить, а не делить глупые бумаги. Будете в Париже, обязательно заезжайте ко мне. Я хотел бы задать вам пару теоретических вопросов по некромантии.

На этом мы и расстались. Граф отправился в сторону Москвы и, полагаю, сразу же во Францию. А мы с Кижом — прямиком в Злобино. Если кто-нибудь ещё попробует меня задержать, честное слово, убью на месте.

Глава 23 Ось, планы и письма

Увы, нам пришлось остановиться во Владимире — в моём дормезе сломалась задняя ось. Вроде банальная неприятность, однако я не на шутку разозлился. Да сколько можно⁈ Мне домой надо, а тут то одно, то другое. Теперь искать где чинить, ждать, когда отремонтируют.

Мне пришлось залезть под дормез и соединить сломанную ось «времянкой», закрепив конструкцию Знаками. Медленным ходом мы с трудом доползли до единственной в городе каретной мастерской.

— Починим, барин, — мастер, сухонький мужичонка с хитрым прищуром, дёрнул себя за клочковатую бороду, — не сумлевайтесь, обязательно починим. Через неделю готово будет.

— Сколько? Неделя⁈

— Никак не меньше, барин, — мужичок вздохнул, — ежели по уму делать.

— Да ты с ума сошёл! Ось за час поменять можно, если не сильно торопиться.

— За час, барин, только Филимон мог, да и то с помощниками. А у меня всего двое подмастерьев да заказов много, инструмент, чтоб его, старый да худой. Не-е-е, точно говорю, неделя, ежели за срочность доплатите.

— Где, говоришь, этот твой Филимон?

Мужичок покосился на меня с некоторым недоумением.

— Филька-то? Дык помер он, барин. Годка три как помер.

— Мне без разницы, жив он или нет, я тебя спрашиваю, где он.

— На кладбище, барин, где ж ему ещё быть. Как помер, так и схоронили, по-людски, значитца.

— Ну, пойдём, как тебя там.

— Агафон я, барин.

— Пойдём, Агафон.

— Кудась?

— На кладбище.

— З-з-з-зачем?

— Я, братец Агафон, некромант. Сейчас выкопаем твоего Филимона, я его подниму, он и починит дормез. Коли у вас все безрукие, придётся покойника потревожить.

Округлившиеся глаза Агафона забегали в разные стороны. Испуганный взгляд мужичка остановился на Киже, но тот ухмыльнулся, показав зубы. Взгляд прыгнул дальше и зацепился за денщика. Васька часто закивал:

— Ты не сумлевайся, барин всё как надо сделает. Подымет, а потом обратно в могилку уложит. Константин Платонович — мастер. Бакалавр!

Последнее слово окончательно добило Агафона. Он бухнулся на колени, принялся креститься и завывать.

— Барин, помилуйте! Не надо Филимона поднимать! Сам всё сделаю, копейки с вас не возьму. Только не поднимайте, умоляю! Сейчас помощников позову, только не надо Филимона. Серчать он будет сильно! Рука у него тяжёлая, пришибить может. А у меня детушки малые, сиротами останутся. Не погубите, отец родной! Всю жизнь за вас молиться буду!

— Цыц! Быстро взял ноги в руки и пошёл чинить карету. Если через два часа не исправишь — подниму Филимона. А если сбежишь, я ему твой след укажу.

За два часа я успел отобедать в трактире, осмотреть старинный Успенский собор и полюбоваться видом на Клязьму. А когда вернулся в каретную мастерскую, дормез стоял как новенький.

— Вот, барин, — замельтешил вокруг меня Агафон, — готово всё. Я вам, барин, ещё ступеньку приделал, чтобы вам, значитца, в карету удобнее было залазить. Вы не подумайте, всё как надо, сто лет продержится.

— Можешь, когда хочешь, — я улыбнулся, — стимула просто не хватало. Вот, держи за труды.

Я дал ему двадцать рублей серебром.

— Да что вы, барин, я же от всей души, — Агафон притворно поотнекивался, но деньги взял сразу.

Но мне он уже стал неинтересен. Я махнул Кижу, и мы поехали дальше, на юг от Владимира, по плохой, но самой короткой дороге.

* * *

Дормез трясся по ухабам, до дома оставалось совсем немного, а меня принялся грызть второй фундаментальный русский вопрос — что делать? В смысле, как жить дальше и на что направить силы.