Дядя самых честных правил 5

— Н-не хочу уже. В последний раз, когда хотел д-деньги за твоих лошадей с него получить, он велел лакеям меня высечь “за наглость”. Насилу отбился и сбежал.

— Ты мне этого не рассказывал.

— Так стыдно, Костя. Меня, дворянина! На конюшне пороть! Н-не поеду, даже не проси.

— Надо, Пётр, надо. Возьмёшь денег у Лаврентия, наймёшь в Москве парочку мордоворотов, чтобы они тебя отбили в случае чего. Пойдёшь к князю и передашь ему письмо. Так и так, приехал по поручению Урусова, мол, я хочу замириться с уважаемым князем. Если он тебя примет, выслушай его условия, поторгуйся, но не усердствуй. И возьми время на подумать. Скажи, что передашь всё Урусову и постараешься уговорить принять их.

— Костя, ты чего? Ты хочешь ему сдаться!? Да он же тебя догола разденет!

— Время, Пётр, мне нужно время. Выиграй мне месяц, чтобы выстроить оборону. А там посмотрим. Понял?

— Сделаю, Костя! Обещаю, месяц у тебя будет.

Глава 12 — Нитка

Утром Бобров отправился в Москву. Я дал ему чёткое указание — торговаться с князем, уступать в мелочах, но выиграть месяц времени, чтобы я успел подготовить усадьбу к обороне. А затем Пётр должен был отправиться в Муром: поискать среди местного дворянства недругов Голицына и привлечь их на мою сторону.

Скажу честно — Петра я немного обманул, а вместе с ним хотел обдурить и князя. Пусть Голицын думает, что я собираюсь обороняться и ищу союзников. Если есть хоть шанс, что он не будет ждать прямого нападения, надо им воспользоваться. Так что, проводив Боброва, я собрался, погрузился вместе с Кижом в дормез и тоже отправился в небольшое путешествие.

Злобино осталось на попечение Марьи Алексевны. Княгиня, бодрая и полная сил, обещала справиться с любой угрозой, для чего вызвала из Мурома своего ниппонца. В её возможностях я не сомневался, да и вернуться надеялся раньше, чем князь устроит ещё одно нападение.

***

Возницей у нас был Ермолайка, сын покойного Кузьмы. После смерти отца он пришёл ко мне и попросился продолжить дело родителя. Я не стал ему отказывать и не ошибся — дороги он знал не хуже родителя, а характер имел весёлый и лёгкий.

Просёлочными дорогами мы покатили на юг и выбрались на Касимовский тракт. Переночевали в селе с забавным названием Спас-Клепики и двинулись в сторону Москвы.

Между делом я присмотрелся к механической руке Кижа. К плетениям эфира, наложенным мной, добавились тёмные нити. Очень похожие по структуре на заклятья Анубиса. Будто бы некрожизнь мертвеца прорастала в механическую конечность. Полагаю, эти плетения и позволяли руке путешествовать отдельно от хозяина. Любопытство требовало разобраться с этими каналами эфира, но я поостерёгся их трогать. Киж мне слишком дорог, чтобы рисковать его существованием. Так что я оставил себе только наблюдение за этой странной некроэволюцией.

Часам к трём пополудни мы свернули к селу Василёво и наконец добрались до усадьбы Еропкиных. Ну что вам сказать — беспокойная семейка не бедствовала. Огромный парк перед особняком, лужайки в авалонском стиле, подстриженные кусты, дорожки, посыпанные белым песком. А вот огромный дом больше напоминал крепость: толстые стены, защитные чары, узкие окна-бойницы, башни по углам с площадками для стрелков. Судя по следам, раньше вокруг особняка был ещё и ров с подъёмным мостом. В воздухе же стоял старый, еле заметный, запах перегара эфира, какой бывает на местах, где часто применяют боевые чары. Подозреваю, штурмовали обитель разбойничьей семейки часто, но не слишком результативно.

Старый лакей почтительно встретил нас у входа, провёл в гостиную и ушёл доложить хозяевам.

— Уютненько здесь.

Киж прошёлся по гостиной, разглядывая обстановку. Подошёл к клавесину у дальней стены, нажал несколько клавиш, прислушиваясь, и поморщился.

— Не настроено.

— И давно ты стал любителем музыки?

— Всегда был, — Киж наигранно изобразил негодование, — я неплохо играю, Константин Платонович. И на скрипке могу, и на барабане.

— Нет уж, уволь. Мне Марьи Алексевны с арфой хватает. Если вы будете дуэтом ночами играть, то я вовсе спать не смогу.

— Да я хотел присоединиться, — мертвец с обидой поджал губы, — но княгиня меня выгнала. Ты, говорит, всю рябиновку выпьешь, а я только на себя рассчитывала.

Я поднял руку, призывая Кижа к молчанию. Двери в гостиную были открыты, и были слышны приближающиеся голоса: надтреснутый старухи Еропкиной и раздражённый мужской.

— Тётушка, это невообразимо! Я не собираюсь…

— Замолчи, Пётр. Долг перед семьёй важнее твоей службы.

— Ни за что!

— В подвал захотел?

— Вы не посмеете, тётушка! — в голосе мелькнули истерические нотки. — Мне не десять лет. Я генерал-поручик, а не сопливый юнец.

— Вот именно, Пётр. Вот именно. Возьми себя в руки, сделай для рода что должно.

Голоса смолкли, а через несколько мгновений в гостиную вошла Калиста Михайловна и высокий мужчина с впалыми глазами и орлиным носом.

— Добрый день, судари, — ведьма Еропкина не потрудилась даже изобразить радушие, — чем обязана вашему визиту?