Вернув вещи и взяв сто рублей “компенсации”, Киж вытряс из мужичка подробности. Постоялый двор, по сути, принадлежал Салтычихе, и он был лишь управляющим. Здесь частенько останавливались зависимые от кровавой барыни купцы, бурмистры многочисленных имений и прочие “сотрудники”. Один из них и опознал нас, о чём донёс своей хозяйке. Мужичок помог организовать на нас засаду и был убеждён, что я уже никогда не вернусь. Сам он в нападении не участвовал и не видел, что Киж вышел победителем из схватки. Когда всё затихло, убрал трупы и позарился на наш багаж.
Пока Киж допрашивал мужичка, я приводил себя в порядок. Умылся, переоделся и надел кобуру со small wand’ом. Разбудил Ермолайку, проспавшего в конюшне всё веселье и велел ему закладывать наш экипаж. А когда вернулся, у “хозяина” постоялого двора были сломаны обе руки — мертвец терпеть не мог воров и преподал жестокий урок.
— Оставь его, Дмитрий Иванович. Идём, нам надо подыскать новое место жительства.
Киж кивнул, наклонился и зловещим шёпотом произнёс:
— Если ты кому-нибудь хоть слово о нас скажешь, я тебя найду. И буду медленно резать на мелкие кусочки. Понял?
В глазах мужичка плескался ужас, он часто закивал и попытался поцеловать мертвецу руку.
— Никогда, барин. Никому, ни звука. Молчать буду, молиться за вас каждый день стану, в монастырь уйду грехи замаливать.
Киж погрозил мужичку напоследок пальцем, и мы, подхватив багаж, вышли в общий зал.
— Дмитрий Иванович, — дорогу нам заступил картёжник-капитан, — съезжаете? И правильно, мне тоже этот прощелыга не понравился. Сам собирался переехать сегодня. Не желаете ли составить мне компанию? Вместе веселей, да и я отыгрался бы у вас.
Капитан протянул мне руку и представился:
— Гордецов Андрей Иванович.
— Урусов Константин Платонович, — я пожал его крепкую ладонь.
— Константин Платонович, и вас я тоже приглашаю. Зачем вам постоялый двор или гостиница? Поселимся у моего друга, в десяти комнатах всем места хватит.
— Не думаю, что это удобно.
— Ещё как удобно! Наоборот, мы окажем хозяину неоценимую услугу. Представляете, совсем потерял волю к жизни. Весь день только и делает, что лежит на диване. Даже обедать изволит лёжа!
— Он болен?
— Если бы! Здоров, как бык, но подвержен ужасной меланхолии и упадку духа. А мы бы, все вместе, его подбодрили, привели в чувство. Стыдно сказать, я в одиночку не смог его уговорить подняться.
Мы с Кижом переглянулись. Предложение неожиданное, но очень своевременное. Частная квартира для наших целей будет гораздо удобнее.
— Говорите, должны отыграться у Дмитрия Ивановича?
— Именно! Дело чести, можно так сказать.
Глядя на капитана, больше верилось в финансовую дыру, пробитую Кижом, а не вопросы виртуальной чести. Так что я согласился и по дороге шепнул мертвецу, чтобы дал бедняге капитану отыграть большую часть денег.
***
Хозяин квартиры, Илья Ильич, оказался довольно молодым человеком не старше тридцати лет. Тучным, от постоянного лежания, но недурной внешности. Лёжа на огромном диване и кутаясь в тёплый халат, он напоминал неуклюжего морского котика на берегу океана.
— Ах, судари, какая приятная неожиданность! Мне будет крайне радостно, если вы поселитесь в моём скромном жилище. В этом приюте скорби бывает так скучно, что хоть не просыпайся весь день.
Илья Ильич крайне обрадовался, когда Гордецов заявил, что пригласил нас к нему жить.
— Выбирайте любые комнаты, судари. Я уже и забыл, когда бывал в них. Мне, знаете ли, и на моём диване неплохо. Кстати, вы завтракали? Нет? Отлично! Захар! Захар! Срочно неси телятину!
Пока мы устраивались в своих апартаментах, слуга Захар накрыл нам стол в той же комнате, где возлежал хозяин квартиры.
— Илья, — Гордецов подошёл к дивану и укоризненно покачал головой, — ты и есть лёжа собираешься?
— Ну, право, Андрей, не вставать же из-за такой малости.
— Нет уж, изволь подняться и составить нам компанию за столом. Давай, давай, поднимайся, лежебока.
Ворча, издавая протяжные стоны и жалуясь на бесчувственность друга, Илья Ильич всё же поднялся и прошествовал к столу. Не прошло и минуты, как он оживился и показал себя весьма неглупым и начитанным собеседником.
— Зря ты отказываешься поступить на службу, — попенял ему Гордецов, — с твоим умом ты мог бы сделать недурственную карьеру.
— Ах, оставь, Андрей! Всё знаю, всё понимаю — но силы и воли нет. Проснусь утром, в голове столько мыслей, столько идей, столько планов. Но встать нет никакой возможности. Уж и Захар приходит да пытается меня поднять, ан нет, не выходит. Лежу, размышляю, вижу всю Россию насквозь, знаю, как исправить несправедливости, но даже пообедать — труд нелёгкий.
Я усмехнулся на последнюю его фразу. Насквозь, значит? Ох уж эти эксперты во всех областях знаний, им только дай рассказать с дивана, как правильно. Но Илья Ильич заметил мой смешок и посмотрел на меня пристальным взглядом.
— Вы, Константин Платонович, зря мне не верите. Ваша работа с пушками Шувалова была выше всяческих похвал. Очень жаль, что ваши заслуги не оценили по достоинству.