Дядюшка Лео, или 2 агента парагвайской разведки

– Что ж, я, дурень, немецкий в школе не учил. Сейчас бы покалякали на языке тевтонов. Ты, дядюшка, женушке видно что-то приятное сказал. Вон, как зарделась и выскочила. Поди, охальник, пообещал, что скоро придешь и будешь крепко любить?

– Доставай пузырь, племянничек, не волынь. А, сказал я, будет тебе известно, чтобы не совала нос в чужие дела. И добавил, что ко мне приехал любимый родственник, с которым с пеленок обожаю фехтовать на мечах, – Лео бросил на ковер оружие.

– Иди ты? Жестковат! – удивился Игорь, глубоко утопая в кресле. Вытащив из бездонной сумки «Столичную», он поинтересовался о моей готовности присоединиться.

Дурнота подступила к горлу, едва я услышал про водку. Оценив мое состояние, шеф проговорил назидательно:

– Правильно. Не хочешь – не пей. Нечего продукт переводить. И вообще алкоголь в больших дозах вреден. А мы с дядюшкой по маленькой.

Опустив глаза, я увидел батарею порожних бутылок. Родственники время даром не теряли. Выпив, они, склонив головы над столом, дружески беседовали.

Диалог был перенасыщен выражениями «уважаемый, почтенный, родной». Услышав, как Игорь назвал дядюшку «золотайка моя», я едва не прослезился. Наблюдая столь резкий переход от брани к любви, я начал догадываться, почему иностранцы постоянно судачат о загадочности русской души. Убаюканный монотонностью разговора, я опять уснул, откинувшись на спинку дивана.

Кошмары больше не мучили, но муть снилась, которую, я, слава богу, не запомнил. Сквозь сон проникали невнятные выкрики и шум: лаяла собака, слышался женский голос. Но я не проснулся.

Открыв глаза, увидел над собой Лео. Он дергал меня за плечо, приговаривая:

– Вставай пришел! Утро. Пора работать.

Солнце через распахнутые окна залило зал до потолка. Зайчики резвились в люстре, прыгали по рыцарской амуниции, играли в стеклянной посуде, щекотали изразцы камина. Свежий воздух, насыщенный ароматом цветущих кустарников и трав, вольно гулял по комнате. За окном щебетали и пересвистывались невидимые птицы.

Чугунный затылок и тошнота не располагали к бодрости. -Не пей, внучок, козленочком станешь! – в моей голове всплыла бабушкина поговорка. Дядюшка, бодрый и веселый, как молодой артиллерист, закончив со мной, направился к Игорю.

Шеф, лежа лицом вниз на диване, переливисто храпел. Обе руки, плетьми, свисали на пол. Лео склонился над ним и, сделав озорное лицо, подмигнул мне.

– Игорек, – елейным голосом пропел он. – Просыпайся. Ваша мама пришла, молочка принесла. В ответ Игорь, смачно храпнув, отвернулся к стенке.

– Ни хрена себе компот! – возмутился Лео, – Я тут соловьем изливаюсь, а он жопой поворачивается, сволота!

Звонко хлопнув ладонью по вспученной спине шефа, так, что внутри звякнуло, дядюшка рявкнул:

– Подъем! Встать! Две минуты на сортир, клистир и, … морду помыть. Время пошло!

Столь нежное обращение возымело действие. Застонав в голос, Игорь повернулся, плюхнув ступни на пол. Не мигая, взглядом удава на кролика он уставился на дядюшку. Разлепив ссохшиеся губы, прохрипел:

– Ты, что, охренел?! Чай не в казарме! Позвоночник чуть в трусы не ссыпался. Сколько время?

Дядюшка прямо полыхал улыбкой:

– Милок! Уже семь часов. Погодка – благодать. Дождь кончился. На небе ни облачка. Грех валяться.

– Семь утра?! – взвыл Игорь, – Да я в такое время сплю без зад-

них ног. Башка гудит, что трансформаторная будка. Короче, меня до обеда не кантовать. Умер. Все!

Он кулем повалился на диван.

– Опаньки! Так не пойдет, – Лео укоризненно покачал головой. Я неуверенно сделал попытку влезть в родственные дела:

– Может его не трогать? Пусть выспится.

Дядюшка оставался непреклонен:

– Вы сюда, что спать приехали?! Говорят подъем, значит, вставай, стройся. И никаких делов!

Тяжко вздохнув, я поплелся в туалет. Шефу завидовать не стоило. Вернувшись, я застал картину под названием «Утро стрелецкой казни, или победа бодуна.» Изжеванный шеф, с отекшей физиономией, скрючился в кресле. Шкиперская бородка напоминала истрепанную мочалку. Дымящаяся сигарета, зажатая пальцами, отплясывала темпераментную сарабанду.

Мутными глазками он уперся в меня:

– Рассольчику бы. На крайняк ухи. Спроси у дядьки, может есть. Он на кухню свалил. Ему, паразиту, хоть бы хны. Весь на фокстроте. Здоров, кабан.

Похмельный синдром, наверняка, знаком практически всему мужскому полу и доброй половине женщин. Прислушавшись к звукам в доме и сопоставив их с запахами, я без труда нашел кухню. Кроме Лео там маячила и фрау. Утром мадам оказалась на порядок приветливей.

Мы обменялись отнюдь не дежурными улыбками, пожелав друг другу доброго утра. В довершение обмена любезностями я сказал, что фрау неплохо выглядит, о чем сообщил Лео. Тот, фыркнув, перевел сказанное жене. Мадам, выдавив «данке шон», слегка зарделась. Дядюшка, наблюдавший метаморфозы, заржал, как конь, чем окончательно смутил не только фрау, но и меня.