Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Из воспоминаний Гиляровского: «Лев Николаевич в 1862 году (незадолго до женитьбы — С.С.) проиграл проезжему офицеру тысячу рублей и пережил неприятную минуту: денег нет, а клубные правила строги — можно и на "черную доску" попасть…». По причине чего одну из самых поэтических своих книг (это по общей оценке, а по словам Тургенева и вообще — «chef-d’oeuvre Толстого и всей русской повествовательной словесности») — «Казаков» — Лев Николаевич дописывал наспех. Замысленные как роман, они были переданы издателю (Каткову) в виде повести за те самые жалкие 1000 рублей — чтобы поскорее расплатиться. Граф лично рассказал об этом невесте и её сестрам, и девушки расплакались…

Юрием Лотманом был в свое время распространен анекдот, «как Афанасий ФЕТ во время карточной игры нагнулся, чтобы поднять небольшого достоинства ассигнацию, которую уронил, а Лев Толстой, его приятель, запалив у свечи сотенную бумажку, посветил ему, чтобы облегчить поиски»…

А в старости Лев Николаевич играл еще и в шахматы. Чаще всего с композитором Танеевым. Но тут уж ставкою были не деньги. Если партию проигрывал Сергей Иванович, ему следовало играть на пианино, а если не везло Толстому, он читал что-нибудь из новых произведений…

«Нелепую и беспутную жизнь» вел, находясь в вятской ссылке, и едва ли не самый желчный из сатириков земли русской САЛТЫКОВ-ЩЕДРИН. Под таковою жизнью биографы подразумевают вино да карты. То есть, ставить под сомнение сформировавшиеся в той самой Вятке деловые способности будущего дважды вице-губернатора, никто не собирается. Но и отмахнуться от «нелепой и беспутной» было бы лукавством. Причем сообщается, что за картами Михаил Евграфович бывал необыкновенно раздражителен и попросту нестерпим: без конца бранился и ссорился с партнерами. Но обойтись без игры не мог. А с норовом у него обстояло не гладко еще с Царскосельских времен: юноша закончил этот элитный лицей 17-м по успеваемости из 22-х одноклассников. Имея по поведению всего лишь «довольно хорошо» — за «грубость, курение и небрежность в одежде»…

Виднейший из русских путешественников по суше ПРЖЕВАЛЬСКИЙ слыл до того удачливым игроком, что заработал даже прозвище «золотой фазан». Более всего непьющий (непьющий вообще) молодой офицер любил обдирать купцов и товарищей по оружию. В зиму 1868 года Николай Михайлович выиграл двенадцать тысяч рублей, что и позволило ему наконец-то счесть себя «состоятельным человеком» и уже «располагать собою независимо от службы». Это был приличный куш. Сравнения ради: семь лет спустя за книгу «Монголия и страна тангутов» государь пожаловал ученому чин полковника и пожизненную пенсию в 600 рублей годовых. Таким образом, одним зимним вечером 29-летний везунчик урвал эквивалент двадцатилетнего царева содержания. Собственно, на те деньги и снарядился этот великий скиталец в свое первое путешествие. И тогда же, перед отъездом из Николаевска Николай Михайлович покончил с игрой: вышел на крутой берег Амура и широким жестом швырнул колоду в реку. Принято считать, что это было по-настоящему мужское, ни разу потом не нарушенное решение. Что же касаемо некоторых других сторон Пржевальского-мужчины — извольте обождать, доберемся…

Наскитавшись по России и жизни, что ваш Пржевальский по Азии, Александр Степанович Гриневский (партийный, а потом и литературный псевдоним ГРИН) в 1920-м осел в Петрограде, получив стараниями Горького казенное жилье и работу. Следующие четыре года станут пиком его творческой состоятельности: именно там и тогда были написаны «Алые паруса». Правда, сначала — в 1917-м, в замысле — феерия называлась у него «Красными парусами»…

Однако уже в 1924-м вторая жена вынудит его оставить город на Неве и перебраться в город на море — в Феодосию. Для этого Нине Николаевне придется идти на неслыханные ухищрения, включая симуляцию сердечного приступа ради получения врачебной рекомендации сменить климат.

В чем дело? Да очень просто: супруга пыталась вырвать своего печального романтика из лап «затягивающей богемы»: в ту пору «угрюмый, малоразговорчивый Грин» ВСЕ деньги просаживал в карты…

«Заядлым и даже профессиональным карточным игроком» считался ЗОЩЕНКО. Точней не знаем, врать не хочется, но свидетельство вряд ли случайно…

ХОДАСЕВИЧ рассказывал, как играл однажды «между Толстым и Достоевским» и Достоевский отказался принять у Толстого в уплату проигрыша слишком уж, как показалось ему замусоленную трёшку… Рассказывал, как сцепились они — Достоевский: «Перемените!», Толстой: «Даже не подумаю, я ее не сам делал!»… Как пришлось звать директора клуба, который рассудил в пользу Толстого и как обиженный Достоевский удалился из игры…

Не спешите судорожно вспоминать даты жизней: рассказчик сам приходит нам на помощь и уточняет, что играл в тот вечер не то 1907-го, не то 1908-го всего лишь с сыновьями титанов — с Сергеем Львовичем и Федором Федоровичем. Тоже уже изрядно немолодыми…