Диалектика просвещения. Философские фрагменты

Положительный ответ на подобного рода вопросы, сколь бы абсурдным он ни казался, находит отклик. Политический анархизм, культур-реакционность кустарного искусства, радикальное вегетарианство, раскольнические секты и партии обладают так называемой притягательной силой. Учение обязано быть только всеобщим, самоуверенным, универсальным и императивным. Недопустимы попытки вырваться из «или-или», недоверие по отношению к абстрактному принципу, непоколебимость без доктрины.

Двое молодых людей беседуют меж собой:

А. Так ты не хочешь стать врачом?

Б. Врачи по профессии так часто имеют дело с умирающими, что это ожесточает. К тому же. при прогрессирующей институциализации врач становится для больного представителем корпорации и ее иерархии. По отношению к потребителю он часто подвергается искушению выступить поверенным по делам смерти. Он становится агентом крупной корпорации. Когда речь при этом идёт об автомобилях, это не так скверно, но когда достоянием, которым распоряжаются, является жизнь, а потребителями — страдающие больные люди, в таком положении я бы не хотел очутиться. Профессия домашнего врача была, возможно, более безобидной, но она приходит в упадок.

А. Стало быть, ты думаешь, что-либо вовсе не должно быть никаких врачей, либо следует вернуться к прежним знахарям?

Б. Этого я не говорил. Мне только страшно самому стать врачом, в особенности так называемым главврачом с командной властью над больницей для масс. И тем не менее я, естественно, считаю, что пусть лучше существуют врачи и больницы, чем если больные будут оставлены на произвол судьбы. Никоим образом мне не хотелось бы выступать в роли общественного обвинителя, но всё же предоставление свободы действий грабителям и убийцам кажется мне гораздо большим злом, чем существование инстанции, отправляющей их в каторжную тюрьму. Юстиция — это разумно. Я не против разума, я только хочу разобраться в том обличье, которое он принял.

А. Ты сам себе противоречишь. Ты сам беспрестанно пользуешься теми выгодами, что приносят врачи и судьи. Ты так же виновен, как и сами они. Только ты не хочешь взвалить на себя бремя того труда, который выполняют за тебя другие.

Предпосылкой твоего собственного существования является принцип, от которого ты сам хотел бы уклониться.

Б. Этого я не отрицаю, но противоречие неизбежно. Оно является ответом на объективную противоречивость общества. В условиях столь дифференцированного сегодня разделения труда отвращению достаточно проявиться в одном месте, чтобы пробудить чувство вины во всех. Когда это чувство распространится, когда его начнёт ощущать хотя бы малая часть людей, психиатрические лечебницы и исправительные заведения, возможно, станут более гуманными, а суды и трибуналы, в конечном счёте, окажутся ненужными. Но это вовсе не является той причиной, по которой я хочу стать писателем. Я просто хотел бы более ясно отдавать себе отчёт в том ужасающем состоянии, в котором сегодня находится все.

А. Но если бы все думали, как ты, и никто не хотел бы пачкать руки, не существовало бы ни врачей, ни судей и мир выглядел бы ещё ужаснее.

Б. Это кажется мне сомнительным, потому что, если бы все думали так, как я, на убыль пошли бы, надеюсь, не просто средства борьбы со злом, но и оно само. Человечество располагает и другими возможностями. Я ведь не есть всё человечество в целом и не могу в моих мыслях выступать от его лица.

Моральное предписание, что всякий из моих поступков обязан приноравливаться к некой всеобщей максиме, в высшей степени сомнительно. Им упускается из виду история. Почему моё нежелание стать врачом эквивалентно убеждению, что ib не должно быть вовсе? Ведь на самом-то деле существует много людей, которые способны стать хорошими врачами. Когда в тех границах, что навязываются сегодня этой профессии, они ведут себя морально, то вызывают моё восхищение. Вполне вероятно, что они способствуют уменьшению того зла, которое я тебе охарактеризовал, но также вполне вероятно, что, несмотря на все их профессиональное мастерство и моральность, они лишь усугубляют его.

Моё существование, как я себе его представляю, моё отвращение и моё стремление к познанию кажутся мне столь же правомерными, как и сама профессия врача, даже если я и не в состоянии никому непосредственно помочь.

А. Но если бы ты знал, что, выучившись на врача, ты однажды смог бы спасти жизнь любимому человеку, что без тебя он наверняка бы с ней расстался, разве не принялся бы ты за дело немедленно?

Б. По всей вероятности, но теперь ты сам, наверное, видишь, что ты с твоим пристрастием к неумолимой последовательности вынужден прибегать к абсурдным примерам, в то время как я с моим непрактичным упрямствам и с моими противоречиями остаюсь на стороне здравого смысла.