Обратим внимание, что половина реплик Тони — это вопросы. Все остальное — это ложь или мольба в надежде, что доктор Мелфи поможет ему заглянуть в себя, а именно этого он очень хочет. Только в последней реплике он не просит ответа, и, может быть, это его самый тихий, самый отчаянный крик о помощи.
Доктор Мелфи начинает сцену, находясь на высоте своего профессионального положения, во всеоружии знания. Умение лечить дает ей то, что она хочет: власть разгонять тьму в душах своих пациентов. Поэтому ее реплики представляют собой утверждения, ответы на вопросы Тони, которые она дает медленно, а иногда и уклончиво.
Как указано в главе 7, когда люди теряют контроль над своими эмоциями, то их слова, фразы и предложения становятся короче. Напротив, когда люди властвуют над собой — удлиняются.
Тони изъясняется короткими словами; самое длинное его предложение состоит из десяти слов. Доктор Мелфи пользуется словами подлиннее, а ее предложения доходят до 25 слов. В каждом из предложений доктора Мелфи мы находим существительное, глагол и объект; Тони часто сводит все значение к одному слову: «билеты», «Бермуды», «говорите».
В спортивном соревновании выигрывает тот, кто выдерживает темп игры. Это правило в общем применимо и к жизни. Прежде всего, заметим, как порывистые интонации Тони и размеренные ответы доктора Мелфи зеркально отражают их совершенно противоположные эмоциональные состояния. Потом сопоставим обрывочные фразы Тони («Ну ладно... Например?») и развернутые, медленные ответы доктора Мелфи. Тони идет напролом в начальных тактах, но в конце концов доктор начинает контролировать темп сцены. Она никуда не спешит, осторожничает и терпит поражение.
Наконец, хотя глава 9 в общем правильно утверждает, что повторы — враг хорошего текста, как всегда, нет правил без исключений. Подобно волнам, которые бьются о берег, повторы в речи Тони показывают, как в нем нарастают гнев и смущение. Например, он пять раз повторяет «ну ладно», последние два раза обещая не обижать ее, хотя в поворотной точке он сделал бы это («Да пошла ты! Овца тупая!»).
Если вы не видели сцену на экране, посмотрите ее, чтобы понять, как контрасты в содержании, длине и темпе речи помогают актерам исполнять свои роли.
Кажется, что эмоции рождаются в животе и растекаются по всему телу. Поэтому преподаватели актерского мастерства учат своих студентов думать не головой, а телом. Плохие актеры стараются действовать как кукловоды и командами дергают за нити самих себя; хорошие актеры позволяют конфликту развиваться внутри — они следуют за своим героем.
Играть «по наитию» можно только в том случае, если текст и подтекст позволяют телесно ощутить смысл слов, так что идея и эмоция сливаются в непосредственном, живом, кажущемся спонтанным диалоге. Сценарий «Клана Сопрано» и огромный талант Джеймса Гандольфини принес фильму множество наград: «Эмми», приз Гильдии сценаристов, «Золотой глобус».
14. Комический конфликт
Герои в сцене следуют некоему вторичному желанию (намерение сцены), которое, в свою очередь, обусловлено первичным желанием, общим для всей истории (сверхнамерение). Если рассмотреть все существующие истории в жанрах от трагедии до фарса, то мы увидим, что драматические и комические герои стараются удовлетворить эти желания, пользуясь совершенно разными стилями диалога.
Это понятно: образы мышления у двух типов персонажей совершенно различны. Они мыслят и говорят по-разному. Стилистика диалога для одного и для другого требует применения совершенно различных техник.
Драматический герой борется с жизненными невзгодами более-менее осознанно. Он обладает гибкостью разума, которая позволяет отступить от края и успеть подумать: «Ага, вот это меня чуть не убило». Вовсе не обязательно, что эта здравая мысль остановит его, но он осознает и скрытую иронию ситуации, и риск. Так, Тони Сопрано рвет и мечет от гнева, но ему достает ума не совершать убийство на публике.
Комического героя делает смешным негибкое мышление. Им владеет одно-единственное желание, и он будто не видит и не слышит ничего, кроме его зова. Например, в сцене, которую я буду сейчас разбирать, два психиатра (а значит, два профессионала, которые, понятно, все лучше знают) так глубоко вникают в проблему детского соперничества между братьями и сестрами, что чуть не убивают друг друга.
В былые времена мономания комического героя называлась его «юмором». В 1612 году драматург Бен Джонсон написал стихотворный пролог к своей комедии «Каждый по-своему». В нем он выдвинул теорию, характерную для средневековых представлений о физиологии, о сочетании в теле четырех жидкостей (гуморов): крови, флегмы, желтой и черной желчи, которое определяет темперамент каждого человека. (Не знаю, почему в этом списке нет сексуального «гумора», но мне он представляется исключительно важным.)