Диалоги

И не выйдет ли случайно, что часто невежда, желая солгать, невольно выскажет истину благодаря своему невежеству, – ты же, мудрец, собираясь лгать, всегда будешь лгать на один манер?

Гиппий.Да, получится так, как ты говоришь.

Сократ.Ну а лжец является лжецом во всем прочем, кроме числа, и не лжет, когда он ведет подсчет?

Гиппий.Нет, клянусь Зевсом, лжет и в подсчете.

Сократ.Значит, мы допустим, Гиппий, что бывает лжец и в деле подсчета чисел?

b

Гиппий.Да, это так.

Сократ.Но кто же это будет такой? Коль скоро он хочет явиться лжецом, не должна ли ему по необходимости быть присуща и способность лгать, как ты это недавно признал? Если ты припоминаешь, согласно твоим же словам, человек, не способный лгать, вроде бы и не может оказаться лжецом.

Гиппий.Да, припоминаю, я так сказал.

Сократ.А разве не оказался ты недавно самым способным на ложь при подсчетах?

Гиппий.Да, сказал я также и это.

c

Сократ.Но, следовательно, ты и больше других способен говорить правду при вычислениях?

Гиппий.Конечно.

Сократ.Значит, один и тот же человек способен лгать и говорить правду при вычислениях? И таким человеком является тот, кто силен в подсчетах – знаток этого дела.

Гиппий.Да.

Сократ.Так кто же иной, Гиппий, оказывается лжецом при подсчетах, если не тот, кто в этом достоин и силен? Он же является и способным, и он же – правдивым.

Гиппий.Это очевидно.

Сократ.Вот ты и видишь, что правдивый человек и лжец – это в деле вычисления одно и то же, и первый из них ничуть не лучше второго.

d

Ведь это один и тот же человек, и нет тут такой противоположности, как ты думал недавно.

Гиппий.В этом деле, как видно, нет.

Сократ.Хочешь, рассмотрим это для дел и иного рода?

Гиппий.Что ж, если тебе угодно.

Сократ.Ведь ты, конечно, сведущ и в геометрии? [8]

Гиппий.Да, разумеется.

Сократ.Ну что ж, не так ли все обстоит и в геометрии? Разве не один и тот же человек способнее всех и на ложь и на правду относительно чертежей, а именно знаток геометрии?

Гиппий.Да, это так.

e

Сократ.А достойным человеком в этом деле является он или кто-то другой?

Гиппий.Нет, именно он.

Сократ.Следовательно, достойный и мудрый геометр – способнейший из всех и на ложь и на правду? И уж если кто лжет относительно чертежей, это ведь будет он – тот, кто является достойным геометром? Ведь он же способен, а плохой геометр не способен лгать, а кто не способен лгать, тот не окажется лжецом, как мы уже согласились.

Гиппий.Это правда.

Сократ.Давай же рассмотрим и третьего знатока – астронома: ведь в этом искусстве ты считаешь себя еще более сведущим, чем в двух предыдущих, не так ли, Гиппий?

368

Гиппий.Да.

Сократ.Значит, и в астрономии дело обстоит таким же образом, как и там?

Гиппий.Похоже, что так.

Сократ.Ив астрономии, следовательно, если кто вообще лжив, он-то и будет хорошим лжецом как знаток астрономии, раз он способен лгать; не способный же – не сможет: ведь он невежда.

Гиппий.Это очевидно.

Сократ.Значит, и в области астрономии правдивый человек и лжец будет одним и тем же.

Гиппий.Очевидно, да.

b

Сократ.Так вот, Гиппий, рассмотри таким же образом, без обиняков, все науки и убедись в том, что ни в одной из них дело не обстоит иначе. Ты ведь вообще мудрейший из всех людей в большей части искусств: слыхал я однажды, как ты рассыпался у лавок на площади [9], похваляясь своей достойной зависти многомудростью. Ты говорил, что, когда однажды прибыл в Олимпию, все твое тело было украшено изделиями твоих собственных рук, и прежде всего начал ты с перстня, сказав, что это вещь твоей работы, поскольку ты владеешь искусством резьбы по камню;

c

и другая печатка оказалась твоим изделием, а также скребок и флакончик для масла [10]– будто ты сработал их сам; потом ты сказал, что свои сандалии на ремнях ты собственноручно вырезал из кожи, а также скроил свой плащ и короткий хитон. Но что уж всем показалось весьма необычным и знаком высокой мудрости, так это твое заявление, будто ты сам сплел свой поясок для хитона, хотя такие пояса обычно носят богатые персы.

d

Вдобавок ты заявил, что принес с собою поэмы, эпические стихи, трагедии и дифирамбы и много нестихотворных, на разнообразный лад сочиненных речей. И по части тех искусств, о которых я только что говорил, ты явился превосходящим всех остальных своим знанием, да и самым искусным в науке о ритмах и гармониях, а также в правописании; и то же самое во многих других искусствах, насколько могу я припомнить… Да! Я совсем было позабыл о твоей преискусной памяти: ты ведь считаешь себя в этом самым блистательным из людей [11].

e