Жизнь похожа на операционный стол: всё сгруппировано, везде обнаруживается некая композиция, всегда более богатая, чем плод нашего воображения. Все эти постановочные изображения, мизансцены без малейшего чувства формы и диалектики, наследие моды и рекламы, фотографии [Ричарда] Аведона, [Жана-Пьера] Сюдра, Дэвида Гамильтона, Дианы Арбус, Дуэйна Майклса, последние работы Брюса Дэвидсона и ещё невесть кого… Их авторы интересуют меня с социологической и политической точки зрения, потому что в них видны финальная фаза и разрушение некоего американского мира, который движется к небытию. К несчастью, они ничего не преобразуют, они встроены в это общество случайных распродаж. Они похожи на этот мир, где нет ни секса, ни чувственности, ни любви. Грязные шутники и копрофаги, они фотографируют свои тревоги и неврозы[22]
.Копировать необходимо, все мы копиисты, но надо копировать саму природу – а они до изнеможения впадают в зависимость от самих себя.
Для меня быть собой значит быть вне себя. Как описывает это [Ойген] Херригель: мы достигаем самих себя тогда, когда преследуем цель – внешний мир[23]
. Для них нет другой цели, кроме собственных внутренностей. Для них уже не существуют ни ритм, ни Матила Гика и его золотое сечение, ни Пифагор. Кто это написал во времена Ренессанса: «Не геометр да не войдёт»[24]?Я согласился быть президентом этой федерации по необходимости и из солидарности. Не хочу быть только почётным президентом или просто предоставлять своё имя, потому что живо интересуюсь возможностями и условиями работы моих собратьев. Это объединение существует, чтобы участвовать в решении всех проблем фотографов. Мы должны бороться. Возможно, в настоящее время, когда эта ассоциация уже создана, моя роль завершена и мне следует стать рядовым фотографом… Согласиться исполнить эту роль было для меня способом «вернуть награбленное». И потом, я маргинал без профессии и постоянного места жительства. Мы маргиналы, и нам не пристало унижаться, как нас хотят к тому принудить эти абсурдные законы: «Мсье, можно мне выйти? Мсье, можно мне фотографировать? Мсье, можно мне посмотреть одним глазком, двумя глазами, механическим глазом, стеклянным глазом?..»
Видно, до какой степени люди консервативны: они ничего не пересматривают. Все люди – потенциальные художники; каждое человеческое существо обладает чувствительностью, но трудность в том, чтобы суметь выразить свою чувствительность и преуспеть в этом можно только тогда, когда ты работаешь. Для меня фотография – это концентрация. Художественно одарённые, способные, талантливые люди есть повсюду на белом свете. Талант – это скорее опасно. По существу Сезанн был господин, не наделенный талантом. У [Кристиана] Берара был безумный талант, и что от него осталось? Надо ли эти вещи раскладывать по ящичкам, консервировать, прикреплять ярлычки? Говорят о великом искусстве, о среднем искусстве, об искусстве для развлечения, но что это за концепция мира, жизни и человека – эта элитарная классификация? Флобер, Стендаль ненавидели этот мир… Я не отделяю фотографию от всего остального. Это визуальное выразительное средство. Но искусство ли это? Может быть, в каких-то случаях – да, в каких-то – нет. Живопись – это искусство? И что такое художник, в конце концов? Мы видим, как издатели выпускают коллекции под названием «Абсолютные шедевры». А почему не «Неоспоримые шедевры»? Это ничтожно и меркантильно. Что значит «абсолютные»?
Эта книга Херригеля, открытая несколько лет назад, кажется мне основополагающей для нашего ремесла фотографа[25]
. Матисс то же самое писал о рисунке: практиковать дисциплину, строго требовать от себя и совершенно себя забыть. И в фотографии подход должен быть такой же: абстрагироваться, не пытаться доказать что бы то ни было. Моё чувство свободы такое же: кадр, который позволяет все вариации. Очевидность – это основание дзен-буддизма: благодаря ей приобретаешь большую силу и удаётся себя забыть.