Читаем Диалоги полностью

Джон Шарковски, хранитель отдела фотографии в Музее современного искусства в Нью-Йорке, написал, что я пользовался фотожурналистикой, но вовсе не был фотожурналистом. Он совершенно прав. Капа мне сказал: «Не позволяй навешивать на себя ярлык “фотосюрреалист”, будь “фотожурналистом”, и будешь делать, что хочешь». Пресса нас и освобождает, и берёт в плен. Нет ничего хуже, чем когда стремятся «документировать», – я тоже попадался в эту ловушку. Больше не стремлюсь собирать доказательства. Надо быть чувствительным, стараться угадать, следовать интуиции: устремиться к «случайной цели», о которой говорит Бретон. А фотографический аппарат – это чудесный инструмент для схватывания «объективной случайности».

Фотография ничего не хочет сказать, она ничего не говорит, ничего не доказывает (не больше и не меньше, чем картина), она совершенно субъективна. Единственная объективность – и я всегда возлагал на себя именно эту ответственность – это быть честным перед самим собой и перед своим предметом. Истина в себе не существует, она всегда проявляется в отношениях. Мы должны только создавать отношения, отношения в высшей степени сложные, многомерные. Наконец, поэзия – это отношения. Поэзия, живопись и любовь – вот и все важные вещи.

Уже давно я сделал фотографию кардинала Пачелли в окружении верных. Моя мать, христианская демократка, считала, что это по существу самая что ни на есть религиозная фотография, тогда как один мой друг, который в 1930‑х годах состоял в организации «Работники без Бога», находил, что это самая антирелигиозная фотография из всех ему известных. Так что очевидцев надо остерегаться.

Внесение в фотографию ценности «доказательства» создало конкуренцию и породило враньё. Когда речь идёт о личном видении, конкуренции нет. Чего-то стоят только маленькие различия, «общие идеи» ничего не значат. Слава Стендалю и мелким деталям! Миллиметр создает различие. А все эти типы, которые работают над «доказательствами», доказывают только своё бессилие перед жизнью.


За очень редким исключением, вы никогда не публиковали цветные фотографии…


Для меня цвет – это область, предназначенная для живописи. Я делал цветные фотографии в Китае и на Сене для Paris Match”, Life” и Stern”, снимал во Франции для Робера Лаффона. Это была профессиональная необходимость, не компромисс, но соглашение. Единственная моя хорошая цветная фотография появилась на обложке [журнала] “Camera” во время моей выставки в павильоне Марсан в 1955 году, но она не имела никакого смысла, я впал в эстетизм. Только инженер [Стефан] Кудельский[26] мне предложил интересную точку зрения: он мне объяснил, что цвет позволяет быстрее идентифицировать документ. Но здесь речь идёт о другом. Чувство я нахожу именно в чёрно-белой фотографии: это транспозиция, абстракция, это не «нормально». Реальность – мощный хаотичный поток, и в этой реальности надо совершать выбор, который позволит собрать в равновесии фон и форму: а если в это время надо ещё и заниматься цветом! И потом, «естественные» цвета – ничего не значащие слова. Цветная фотография – выхолощенное видение, она нравится только торговцам и журналам.

Видеть – это всё

Что вы думаете о школах фотографии?


Я решительно против. Технике репортажа учатся очень быстро. Достаточно прочитать буклет, который продаётся вместе с аппаратом и плёнкой. Аппарат устроен не сложнее пишущей машинки. Весь секрет состоит в том, чтобы всегда работать с одной и той же высокочувствительной плёнкой в серенькую погоду. Солнце на фотографии очень мешает: оно ведёт себя агрессивно, навязывается. Слегка облачная погода позволяет вам свободно перемещаться вокруг вашего предмета, это пластичная погода. Экспонометр – предмет лишний, он влечёт за собой леность глаза: надо сначала угадать, а затем, возможно, проверить. Остальному не учатся. Быстрота, интуиция, геометрия – их взращивают. Фотография – лишь результат умственной операции. Многое зависит от вкуса. В конечном счёте человек есть то, что он ест, но некоторые предпочитают быть тем, чем они испражняются.

[Люсьен] Клерг однажды говорил мне об одной школе фотографии, и я его спросил: «А учатся ли студенты бегать?» Матери семейств пишут мне: «Мой сын плохо учится и обожает фотографию…» Я им отвечаю: «Откровенность за откровенность, я тоже очень плохо учился, но не особенно люблю фотографию. Занимаюсь ею для развлечения». В школах преподают множество предметов, чтобы научить людей хорошо соображать. Но научить видеть…


У вас есть любопытный предмет – деревянный фотографический аппарат…


Перейти на страницу:

Похожие книги

12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение